76-Т3 - [5]

— Постой, будет продолжение.

Не найдя слов, Татьяна молча опустилась на скамью.

Она не знала, что занятия в институте проходят парами. Вторую половину лекции она вела себя подавленно и была не так внимательна к Ярославцеву. Она изучала сокурсников. Ее сектор осмотра был намного шире среднего. Легким поворотом головы она доставала любой угол аудитории.

Следующим шло практическое занятие по математике в составе группы. Когда Артамонов с Татьяной почти под ручку вошли в маткабинет, группа 76-ТЗ была в сборе и глазами, полными любопытства, проводила привлекательную пару до места. И хотя основное внимание явно уделялось Татьяне, Артамонов замечал и на себе повышенное для ознакомительной обстановки количество взглядов. Татьяна, усевшись поудобнее, принялась за детальное изучение окружающих. Она всюду натыкалась на встречные взгляды. Ощутив себя в эпицентре, опустила глаза и повернулась к Артамонову:

— Ты математику хорошо знаешь?

Вошел математик. Он боком протиснулся в дверь и так же боком, не глядя на присутствующих, направился к столу. В небольших кулачках он зажимал обшлага не по росту выполненных рукавов. Внешность его была удручающей. Огромный лоб нависал над маленькими глазками, посаженными так близко, что они могли видеть один другого. Уши аллометрически смотрели в стороны и не входили с лицом ни в какие пропорции.

Сильно заикаясь и глядя в пол, преподаватель объяснил что-то вроде того, что занятие будет пробным, поскольку лекционный материал по первой теме еще не начитан, поэтому придется заниматься школьными задачами. Никого не вызывая к доске, он сам решал задачи, говоря себе под нос что-то невнятное и вымазываясь в меле. Написанное он стирал рукавами, а никак не влажной тряпочкой, которая лежала рядом.

Это был Знойко Дмитрий Васильевич, известный всему институту, но еще не знакомый первокурсникам.

Завершала учебный день лекция по общей химии. Похожий на льва преподаватель, опустив приветствия, почти по слогам произнес:

— Тема первая. Коллоидные растворы.

Говорил и двигался он очень тяжело, не останавливаясь и не обращая внимания на реакцию слушателей. Не спеша, он за полтора часа наговорил столько, что у Татьяны все это еле вместилось на пяти листах помеченной фломастером тетради. Она старалась записывать за химиком все подряд. К ней в конспект вкрался анекдот, рассказанный лектором в качестве примера.

Кто-то узнал в лекторе Виткевича, закадычного друга ссыльного академика Сахарова. Перешептываясь, аудитория загудела.

— Уф! — сказала Татьяна, когда лектор, не попрощавшись, вышел. — А я боялась, что не смогу успевать записывать эти… лекции. Оказывается, очень даже смогу. Ну, а сейчас скорее в столовую, я ужасно проголодалась! Перепрыгивая теперь уже через четыре ступеньки, она повлекла друга по лестнице.

Татьяна на удивление спокойно выстояла длинную очередь, но у раздачи заметно забеспокоилась и разлила компот, поставив стакан на край тарелки. Зардевшись от неловкости, она замолчала. Как только сели за стол, забыла про неудачу и заговорила. Она пространно рассуждала про нынешние предприятия питания и блюда, обнаруживая компетенцию на уровне заведующей трестом столовых и ресторанов. Камни и грязь, летевшие из ее уст в общепит, нисколько не умеряли здорового аппетита.

— Ты в столовой работала до института?

— Нет, — покраснела Татьяна. — Я поступила сразу после школы. А теперь ты куда? — спросила она Артамонова на выходе из столовой.

— В общежитие.

— Тогда нам по пути.

Обед своеобразно сказался на поведении Татьяны. Она молча поскрипывала и посапывала, как орган какой-нибудь внутренней секреции, и только у самых общежитий внятно произнесла:

— А чем ты, интересно, занимаешься вечером?

Артамонов понял, что необходим крутой поворот.

— Я выступлю с этим заявлением в МАГАТЭ!

— Извини, не расслышала.

— У меня свидание, — сказал он, стараясь не смотреть ей в глаза.

— Ну, ничего, тогда я одна схожу куда-нибудь. Я немножко помню, где здесь все эти театры-кинотеатры и все такое прочее.

Перебросив из руки в руку неимоверный портфель, она исчезла в дверях женского общежития.

Артамонов направился в свое. В комнате он обнаружил четверых первокурсников, уже расквартировавшихся. Самый старший, Сергей Рудик, тут же предложил отметить начало занятий. Несогласных не было.

— Самое главное в высшей школе — не нужно каждый день учить уроки, рассуждал Решетнев Виктор. Он поднял стакан и посмотрел сквозь него на лампочку. Ходи себе, посещай, а на сессии — сдавай сразу все оптом.

— И какой слово прыдумалы — сэссыя! — удивлялся осетинец Бибилов Мурат. — Засэданые им, что лы?!

Рудик в ответ наполнил стаканы. Мурат отказался от второго тоста, сославшись на то, что водку никогда в жизни не пил, поскольку у них в Гори потребляют питье исключительно домашнего происхождения. Чтобы не быть голословным, он быстро обмяк и начал засыпать.

Его продромальный акцент был настолько убедительным, что никто не стал настаивать на его дальнейшем присутствии за столом. Остальные продолжили нетрезвую беседу. Скоро все узнали, что Решетнев повзрослел очень оперативно, в два приема. Сначала неявно — увидев в зале ожидания свою бывшую одноклассницу, кормившую игрушечной грудью настоящего ребенка. Чуть позже — основательно, прочитав на стенде у паспортного стола о розыске преступника одного с ним года рождения. Он понял, что его сверстники вовсю орудуют в жизни. Он был единственным в комнате, кто учился в группе 76- Д1. Но сейчас вряд ли кто знал, чем турбины отличаются от дизелей.