52 упрямые женщины. Ученые, которые изменили мир - [34]

. Хамбургер воздавал должное таланту Риты: «У нее фантастическая зоркость к тому, что можно увидеть в микроскоп, и невероятно изобретательный ум».

Леви-Монтальчини поехала в Бразилию, чтобы научиться выращивать живую ткань в чашке Петри, но потерпела неудачу. В ходе эксперимента она металась между энтузиазмом и отчаянием. (Даже ее перепады настроения стали легендой.) Поскольку источником нервных клеток для ученых были мыши, существовала проблема, связанная со временем, необходимым для роста мышиных зародышей. Если бы Леви-Монтальчини удалось вырастить эти особенные клетки в лаборатории, ее эксперименты ускорились бы. Однако метод не работал. В последней попытке Рита бросила фрагмент нервной ткани куриного эмбриона на одну сторону чашки Петри и кусок опухоли[145] – на другую. Потрясающе: оказавшись рядом друг с другом (но не соприкасаясь), отростки нейронов начали вытягиваться, распространяясь от клеток во все стороны в виде хрупкой тонкой короны. Невероятное зрелище, которое Рита имела удовольствие наблюдать в течение многих лет.

Какой фактор вызвал рост нервной ткани? По возвращении в Сент-Луис Леви-Монтальчини предполагала, что выяснит это через несколько месяцев.

Прошло несколько месяцев, затем год, два, три… И все это время они с коллегой по исследованиям Стэнли Коэном работали как проклятые. (К этому времени Хамбургер отошел от исследований и сосредоточился на наставничестве.) Команда ученых выращивала опухоли, экспериментировала со змеиным ядом и много размышляла над мышиной слюной. Только через шесть лет, в 1959 г., они обнаружили фактор роста нервов в слюнной железе мыши и выделили чистое вещество, способное вызвать рост тонкой короны из отростков нейронов.

Сначала это открытие показалось эффектной, но малополезной мелочью, но по мере обнаружения все новых и новых факторов роста новая область исследования расцвела. Выяснилось, что факторы роста нервов влияют на всё – от прогрессирования дегенеративных заболеваний до успеха пересадки кожи для защиты поврежденного позвоночника.

В 1986 г. они с Коэном получили Нобелевскую премию по физиологии за свою работу.

Награждение превратило Леви-Монтальчини в итальянскую знаменитость. (Она вернулась в Италию в 1961 г. на работу с частичной занятостью.) Спустя годы Рита отвечала на звонки по работе из автомобиля «лотус» с шофером, колеся по окрестностям. Леви-Монтальчини была удостоена Национальной научной медали США, стала пожизненным сенатором Итальянской Республики. «Как только вы перестаете работать, – говорила Рита, – то умираете»[146]. В жемчужном ожерелье, на высоких каблуках и с брошью на лацкане лабораторного халата она работала до 103 лет.

Розалинд Франклин 1920–1958 генетик

Разговор о жизни и работе Розалинд Франклин часто вращается вокруг одного безответного вопроса: если бы она не умерла от рака яичников в тридцать семь лет, то разделила бы Нобелевскую премию 1962 г. с Джеймсом Уотсоном и Фрэнсисом Криком? Ответ: скорее всего, нет.

В бестселлере «Двойная спираль»[147], рассказывающем о том, как Уотсон, Крик и Франклин открыли ДНК, образ Розалинд представляет собой безжалостную карикатуру[148]. Она там «Рози» (Франклин не нравилось, когда ее так называли), и «если бы она обращала хоть чуточку внимания на свои туалеты, то могла бы стать очень привлекательной»[149]. Рози, резкая и неуживчивая, работать с которой было кошмаром для всех. Рози, которую невозможно было всерьез считать конкурентом в погоне за пониманием структуры ДНК.

Поскольку она умерла за десять лет до выхода в свет «Двойной спирали», то не могла постоять за себя. «Это была „гнусная книга”»[150], – вспоминала генетик, Нобелевский лауреат Барбара Мак-Клинток. Другой генетик, Роберт Синсхаймер, назвал изображение Уотсоном Франклин «невероятно низким, искаженным и жестоким, продиктованным инфантильной неуверенностью в себе»[151]. Энн Сэйр, подруга и биограф Франклин, жаловалась, что Уотсон «бездушно лишил Розалинд личности».

Нарисованный Уотсоном портрет Франклин лишь усугублялся следующим благородным признанием: Рози, «конечно, не давала нам этих данных [о конфигурации сахарофосфатного остова в молекуле ДНК]»[152]. Вот оно – признание, прячущееся среди глав, полных злорадства. Когда другие потянули за показавшийся кончик нити, стал открываться истинный портрет Франклин. Уотсон мог считать, что с ней довольно неприятно работать, но его опыт никоим образом не был универсальным. Она была конкурентом – и намного опережала Уотсона и Крика на большей части пути к открытию ДНК. Пара соперников просто не сделала бы свое открытие, если бы не данные, переданные из лаборатории Франклин в Королевском колледже Лондона Уотсону и Крику в Кембридж без ее ведома.

Что это были за данные? Во-первых, четкая фотография структуры ДНК, которую сумела сделать Франклин. Во-вторых, внутренний отчет с результатами ее недавней работы. Уотсон и Крик успели сделать некоторые шаги к пониманию структуры ДНК, но неправильно оценивали содержание воды и расположении сахарофосфатов. Без данных Франклин они не имели бы решающих элементов пазла. Есть мнение, что Франклин со временем пришла бы к тому же выводу, что Уотсон и Крик: спираль, пары оснований, направление сахарофосфатных цепочек, если бы ее работу не позаимствовали.