52 упрямые женщины. Ученые, которые изменили мир - [31]
В Корнелле Барбара не была типичной отличницей. В магистратуре, когда ее открытие о хромосомах кукурузы получило признание, она заинтересовала сразу нескольких профессоров и докторов философии, которые гонялись за ней по всему университету, «радостно заглатывая наживку»[129], по словам одного из них, словно щенки, кувыркающиеся от счастья, если удастся выпросить лакомый кусочек. Мак-Клинток с гордостью вспоминала, что «очень убедительная работа с хромосомами способствовала известности цитогенетики, работы с хромосомами»: «Старики не могли к ней присоединиться, они ее просто не понимали. Только молодежь двигала это направление»[130].
Получив докторскую степень, Мак-Клинток провела в Корнелле еще несколько лет, публикуя статьи, изучая ботанику и руководя студентами. В 1929 г. они с магистрантом скрестили сорт восковой кукурузы, имеющий пурпурные зерна, с другим, зерна которого не имели ни восковой консистенции, ни баклажанового оттенка. Эксперименты Мак-Клинток показали, что некоторые зерна наследуют один признак, но не другой, например яркий цвет, но не восковую консистенцию. Изучив под микроскопом образцы хромосом, Мак-Клинток обнаружила примечательные различия в их внешнем виде, и в случаях, когда зерна имели один признак, не имея другого, части хромосом менялись местами.
Эксперимент, приведший к этому открытию, был признан одним из величайших в современной биологии. Всего в двадцать девять лет Барбара убедилась в огромных возможностях генетических исследований, не имея постоянной должности в университете. Декан факультета был настроен сделать ее профессором, но преподавательский состав Корнелла это запретил. Поэтому Мак-Клинток ушла и перебивалась стипендиальными программами в поисках нового места.
Крупнейшие исследовательские институты Америки должны были бы драться за Мак-Клинток, но кончилось тем, что ей пришлось искать место, где бы посадить свою кукурузу. Она нашла его в Колд-Спринг-Харбор на Лонг-Айленде, в Нью-Йорке. Учреждение, созданное в 1890 г., изначально предназначалось для преподавания морской биологии педагогам школ и колледжей. Когда туда приехала Мак-Клинток, это был Институт генетики. Там царила идеальная атмосфера: Барбаре не пришлось преподавать, ее исследования ничем не ограничивались, все было полностью на ее усмотрение. Она могла ходить в джинсах и засиживаться на работе так долго и часто, как ей хотелось. Это место так ей подходило, что, освоившись, она стала приглашать друзей в лабораторию, а не «домой» – в неотапливаемый бывший гараж на той же улице, где только и можно было что переночевать.
Мак-Клинток была невероятно организованным человеком. Все вещи в ее платяном шкафу «смотрели» в одну сторону, каждый научный препарат был тщательно описан. Иногда она настолько уходила в работу, что, глядя в микроскоп, чувствовала, как проникает взглядом в самые сокровенные тайны живой клетки. «Ничего больше не осознаёшь, – вспоминала она. – Погружаешься настолько, что даже маленькое становится большим»[131].
В Колд-Спринг-Харбор Мак-Клинток провела шесть лет, на которые пришлись ее крупнейшие научные достижения. Когда она, наконец, представила свои результаты группе исследователей, ее часовая речь была встречена молчанием. Один из слушателей вспоминал, что «это был полный провал»[132]. Барбара описала тщательно поставленный эксперимент, продемонстрировавший, что генетика гораздо более изменчива, чем ученые привыкли считать, что гены способны включаться, выключаться и менять местоположение. Господствовало убеждение, что гены подобны предметам меблировки, прикрученным к полу. В 1950-х гг. ученые из самых разных областей исследований вливались в изучение генетики; химики и физики применяли свои знания для понимания наследуемых признаков. Появилось столько новых способов изучения наших генов, что кукуруза вышла из моды. «Я была ошеломлена, когда сообразила, что они ничего не поняли, не приняли это всерьез, – рассказывала Мак-Клинток в одном из выступлений. – Однако меня это не смутило. Я знала, что права»[133].
Барбара действительно оказалась права. Ее идеи были приняты спустя только два десятка лет, когда молекулярная биология наконец увидела в бактериях то, что Мак-Клинток когда-то разглядела в кукурузе. Эта новость вызвала у исследовательницы бурную радость. «Все сюрпризы, раскрывшиеся недавно, это так здорово! – писала она другу. – Я просто в восторге от того, как это стимулирует»[134]. За общественным признанием последовали профессиональные награды: кроме Нобелевской премии, стипендия фонда Макартуров, премия Альберта Ласкера за фундаментальные медицинские исследования. В 1983 г., через тридцать два года после важнейшего, но проигнорированного открытия, Барбара Мак-Клинток услышала свое имя в радиоэфире. Она наконец удостоилась самой престижной научной награды. Ее «открытие мобильных генетических элементов» было названо Нобелевским комитетом «одним из двух выдающихся открытий нашего времени в области генетики»[135].
В последующие годы Барбаре снова и снова задавали один вопрос в весьма осторожной формулировке, например: «Вам обидно, что на это потребовалось столько времени?» Она отвечала: «Нет. Это же такое удовольствие. Общественное признание не нужно, я говорю это совершенно искренне». С отличавшей ее уверенностью в себе Мак-Клинток добавляла: «Если знаешь, что прав, тебе все равно. Такое удовольствие ставить эксперимент, когда размышляешь о чем-то. Мне было так интересно, что я не могу представить себе лучших лет. У меня была очень интересная жизнь».
