52 упрямые женщины. Ученые, которые изменили мир - [29]

Она была довольна экспериментом, но оскорбилась, когда Шпеман вписал себя в качестве первого автора ее статьи, тем более что Хамбургеру и остальным было позволено публиковаться без подобного вторжения. Шпеман действительно посоветовал ей эксперимент с организатором, но Мангольд справедливо обиделась на то, что он присоседился к авторству. Несмотря на то что ее диссертация «положила начало новой эпохи биологии развития»[118], по прошествии времени стало до нелепости трудно сохранить связь между ее именем и этим достижением.

Шарлотта Ауэрбах 1899–1994 генетик

Чтобы плодовые мушки гарантированно подверглись нужному воздействию, Шарлотта Ауэрбах погружала склянки с насекомыми в открытую емкость, где нагревался жидкий горчичный газ (он же иприт). Они с коллегой по исследованиям и несколькими ассистентами, все из Эдинбургского университета, по очереди обрабатывали насекомых газом. «У нас перебывало много лаборантов, – вспоминала Ауэрбах. – У всех начиналась аллергия на горчичный газ»[119]. Довольно скоро пробирку держал уже не тот, чья очередь подошла, а просто оставшийся. Руки горели от этой работы. В конце концов Ауэрбах было сказано, что если она не перестанет вдыхать ядовитые пары, то серьезно повредит легкие.

Это не значит, что Ауэрбах и ее единомышленники не понимали возможных последствий. Они начали это исследование прежде всего потому, что Военное министерство Великобритании хотело узнать, как горчичный газ действует на организм. Врачи наблюдали пациентов с повреждениями, вызванными ипритом, которые сохранялись через годы и даже десятилетия после первого воздействия. Целью исследования в 1940 г., когда Ауэрбах и ее партнер по исследованию Джон Робсон начали эту работу, было установить, вызывает ли иприт генетические мутации.

Из импровизированной лаборатории на крыше фармакологического факультета университета Ауэрбах возвращала мушек в Институт изучения генетики животных для проведения серии тестов. Там она искала генетические мутации в Х-хромосомах самцов. В течение двух месяцев работы в лаборатории данные текли к Ауэрбах непрерывным потоком. Уверенная в результатах, в июне 1941 г. она рассказала о них в письме руководителю проекта (и будущему нобелевскому лауреату) Герману Дж. Меллеру. Хотя слова «горчичный газ» в тексте отсутствовали (исследование имело гриф секретности), Меллер сразу понял значение письма. Ауэрбах получила его ответ 21 июня 1941 г.: «Мы восхищены вашим крупным открытием, оно дает нам огромное теоретическое и практическое поле. Поздравляем вас и Робсона»[120]. Впоследствии Шарлотта сказала биографу, что ответ Меллера стал «величайшей наградой».

Хорошо было и то, что ее «крупное открытие» еще годы не получало больше никаких хвалебных отзывов. Результаты были засекречены, следовательно, запрещены к публикации до конца войны. Она поделилась кое-какими данными в журнале Nature, но лишь в 1947 г. они с Робсоном смогли напечатать полный отчет о результатах. Когда другие исследователи выступили с историями о мутациях, вызываемых формальдегидом и этилуретаном, Ауэрбах оказалась во главе новой области исследования. Она была приятно поражена, когда гость из России сразу после знакомства объявил: «Вы – мать мутагенеза, а Рапопорт [работавший с формальдегидом] – отец!»[121]

Однако внимание научного сообщества к открытию Ауэрбах навсегда прервало ее отношения с Робсоном, партнером по исследованию горчичного газа. Хотя это именно она проделала всю работу, связанную с генетикой, он считал, что не получил должного признания, особенно когда Ауэрбах в 1948 г. удостоилась премии Кита от Королевского общества Эдинбурга. Робсон полагал, что Ауэрбах должна была отказаться от премии или потребовать, чтобы она была поделена между ними. Шарлотта просила у Робсона прощения, объясняя, что приняла награду потому, что получала сущие крохи в университете и отчаянно нуждалась в пятидесяти фунтах премиальных.

Путь Ауэрбах к признанию был тернистым. Ей катастрофически недоплачивали, она была немецкой иммигранткой в Шотландии и рисковала потерять место в университете из-за войны. Она чудом ускользнула от Гитлера.

Два случая привели ее в биологию. Первый, в четырнадцать лет, – единственный неофициальный часовой урок, посвященный учителем хромосомам и митозу. Ауэрбах вспоминала, что он стал «одним из немногих духовных впечатлений школьной жизни»[122]. Затем, студенткой Берлинского университета, она посетила пару лекций по биологии, воскресивших это неуловимое ощущение.

Ауэрбах разрывалась между продолжением собственного обучения и преподаванием в средней школе, необходимым, чтобы укрепить финансовое положение. В 1933 г. из объявления в газете она узнала, что должна будет лишиться места учителя как еврейка. Понимая, что худшее впереди, мать заставила Шарлотту уехать из Германии. Друг ее отца имел контакты с Эдинбургским университетом, и Ауэрбах отправилась в Шотландию. Попасть в страну и устроиться в университет оказалось трудно. Она осталась без гроша и едва не получила отказ в приеме в докторантуру[123] из-за бумажной волокиты. Даже после присвоения научной степени ей было сказано искать работу где-нибудь в другом месте. Ауэрбах обратилась к Фрэнсису Крю, главе Института изучения генетики животных, за разрешением остаться. Поколебавшись, он нанял ее как своего «личного ассистента».