365 сказок - [6]

Шрифт
Интервал

Ради интереса опрокидываю её чашку на блюдце. Гуща укладывается фрактальным узором, в котором всё же можно заметить крылья, звёзды и солнце. Всё, что составляет её причудливую, юную и прекрасную душу. А может, душу Сновидца — творца, отца и просто интересного существа, которое сейчас прячется среди материи сна, не желая прислать мне приглашение на встречу.

Когда занимается утро, а сонный город выпускает со вздохом дым прямо в светлеющее небо, я снова засыпаю, пусть только на пять минут.

Сновидец стоит рядом со мной, он в белом. Глаза его полны звёзд и всполохов.

— Привет, — говорит он.

И я, лишившийся голоса, улыбаюсь.

005. Из огня и воды[1]

Если наблюдать только краем глаза, то даже в самой спокойной тени заметишь что-то странное. Но сегодня нет необходимости приглядываться или стараться обмануть их, чтобы рассмотреть истинную сущность — тени и без того сошли с ума, выросли лесом вокруг, мешая пройти от спальни до кухни. Нужно выбираться из дома, пока он полностью не сломлен тьмой, мраком, вышедшим из-под контроля. Вырваться, пока тени не изменили его суть…

Мне не нужно долго собираться, я выхожу под потоки лунного света и оглядываю город, точно не узнаю. А может, его действительно не узнать — тени выплёскиваются из окон, выглядывают из стен, тянут щупальца, безглазо таращатся из каждого угла. И как ни старается луна, а их всё больше, так много, что даже ветер поймался в их сети и больше не может вдохнуть. Целое нашествие, река, сменившая русло и теперь плеснувшаяся на улицы.

Деревья тревожно звенят оледеневшими ветвями, фонари вдоль дороги кажутся свечами, и вот я уже иду зеркальным коридором, удаляясь от самого себя, от дома, в пространство, сотканное из мрака и огня разом.

Я сам тоже соткан из огня и мрака, во мне сейчас нет ни капли воды, и это удивительно — считать себя принадлежащим стихии воды, а потом отказаться от неё разом и будто бы почти навсегда. На самом деле в эту ночь нет никакого времени, и она будет длиться бесконечно, пока я не найду, где именно должен кончаться и начинаться путь. Где должны возникать и разрушаться тени.

Началось ли всё прямо сейчас?

Сказать точно нельзя, но я иду вперёд, потому что это единственное ясное направление. Города вокруг уже нет, только морок, туман, свечи в человеческий рост высотой, роняющие тяжёлые горячие капли воска прямо на мостовую. Влажный камень принимает воск и едва не проглатывает, и это так странно и так понятно, что не хочется даже останавливаться, чтобы рассмотреть получше. Луны тоже не стало, всюду бликует пламя, от него и светло, и темно сразу. Это неверный свет, слишком живая тень, и, может, даже стоило бы разозлиться, но я иду спокойно, дорога зовёт и тянет меня, некогда воевать.

Может быть, изменилась сама материя мира, в очередной раз пропустив меня на изнанку, за стенку, в щель между тем и этим. И конечно, я не могу отказать, это приглашение слишком интересно, чтобы отбрасывать его или отвлекаться попусту на игры с изменчивой тьмой.

Выдыхая огонь, рассматривая здешний мир сквозь пламенные очертания собственных рук, я продвигаюсь дальше по дороге, что причудливо вьётся между свечей. Мне кажется, что совсем рядом я слышу шорох зеркал. О, зеркала умеют шуметь так же звонко, как осиновая роща в час особенно сильного ветра. Просто звук этот слишком привычен, чтобы находить его в обычной суете. И люди никогда не обращают внимания, признаться, люди вообще мало на что обращают внимание, так уж странно они устроены.

Но сейчас я уже не совсем человек, а может, и совсем не… Кто уж поручится за меня в мире, сотканном из пламени и сумрака?..

Вдруг дорога выгибается мостом. Я замираю в верхней точке и перегибаюсь через перила. Они горячие, почти раскалённые, но что за дело тому, кто сам есть огонь? Вглядываюсь в темноту, влажно ловящую отражения свечей. Это влага? Вода ли? Настоящая вода?

Призыв этой стихии, некогда бывшей мне столь же родной, как пламя, нельзя игнорировать, и я встаю на перила, снова глядя вниз. Ещё секунда — и сорвавшимся огненным сгустком я падаю в объятия воды, чтобы на миг удивиться тому, как она вскипает, обращаясь в пар.

Долго я погружаюсь, теряя кусочки собственного пламени. Полная темнота, что обступает меня, душит, не давая ни глотка воздуха, она непроницаема для свечей, что горят где-то наверху. Я погружаюсь в чернильный мрак, в ледяной его холод, в остывшее нутро, которое с радостью поглощает даже намёк на тепло.

А потом вдруг вижу под собой что-то. Нечто. И понимаю, что на самом деле в этой темноте потерял способность видеть. Наверное, это ощущение, а скорее, даже предчувствие, похожее на удивление, на мельчайший всплеск понимания. Это ничуть не работа зрения, только лишь воспоминание о нём, а на деле — это внутреннее чутьё, которое радостно заменяет мне всё в этот миг.

Секундой спустя мои ступни касаются чего-то удушающе жаркого. Странно.

Я падал в холод, но обнаружил на дне его нечто горячее. И пусть я ничего не вижу, но опускаюсь на колени и касаюсь ладонями — жар обнимает каждый палец, а затем проникает внутрь меня, бежит по остывшим венам, заменяя прежнюю пламенную кровь собой — тягучим жадным жаром, который не бежит весело, не сияет голодно, а медленно разгорается, неотвратимый как… магма.


Еще от автора Ярослав Зарин
Легко в бою

Когда-то мальчишка с побережья, а теперь — без пяти минут Мастер — Класта готовится сдать последний экзамен. Однако придётся защищаться не перед преподавателями, а перед самой жизнью, придётся выйти на настоящий бой с противником, умеющим отбирать чужую магию. Тяжело было в учении, легко ли будет в бою? Продолжение истории «Тяжело в учении». Метки: приключения, драконы, подростки, преподаватели, леса, магические учебные заведения, магия, трудные отношения с родителями, фэнтези, вымышленные существа, нелинейное повествование.


Тяжело в учении

Казалось, ещё вчера Класта был всего лишь мальчишкой с побережья, одним из тех, кто гонял чаек у доков да воровал рыбу из корзин, а сегодня он превратился в ученика мага, да какого мага!.. Метки: приключения, драконы, дети, трудные отношения с родителями, фэнтези, вымышленные существа, учебные заведения. Примечание для особенно внимательных — у имени Класта есть полная форма «Кластас». Она иногда используется в тексте.


Увидеть свет

Доминик Вейл — известный художник, ведущий уединённый образ жизни. Дни и недели у него расписаны по минутам, и он никогда бы не отказался от собственных ритуалов, если бы… в городе не появился убийца, чьи преступления заставляют Доминика снова и снова задаваться вопросами — что есть красота, не должно ли творцу выискивать новые, даже кажущиеся жуткими способы запечатлеть и раскрыть её зрителям? Может ли чужая жизнь стать холстом для художника? Метки: психические расстройства, современность, художники, серийные убийцы, убийства, детектив, дружба, смерть второстепенных персонажей.


Рекомендуем почитать
Брошенная лодка

«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…


Я уйду с рассветом

Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.


С высоты птичьего полета

1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.


Три персонажа в поисках любви и бессмертия

Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с  риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.


И бывшие с ним

Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.


Терпеливый Арсений

«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».