365 сказок - [5]
— Твой проводник, — нахожу я ответ, хотя сейчас мы оба в материи сна, где никто никого не может вести, потому что сон равно не сотворён ни одним из нас, а существует где-то вне. Лишь мы — в нём. Это не я приснил себе её, не она приснила меня, в сущности, она ещё только родилась, а может, почти не родилась, зависла в материи чужого сновидения, остановившись в миге от сотворения.
Но она принимает мой ответ, кивает, кладёт ладонь на грудь.
— А я, — и этот жест на самом деле призван ещё раз подчеркнуть её самоосознание, — Юная.
— И Прекрасная, — я киваю. Такого имени здесь и сейчас ей более чем достаточно. А моего имени ей знать не нужно.
Теперь мы идём по почти неизменным пространствам сна. Идём рядом, но не вместе, а мир вокруг почти не даёт ответов. Юная молчит, ей всё ново, но интереса в глазах не заметить — когда у тебя внутри умирают настоящие звёзды, любопытство может вызвать лишь совсем из ряда вон выходящее.
— Почему же здесь? — наконец вопрошает она. Мы стоим на обрыве, который падает в темноту. Внизу, наверное, найдётся вода, глубокая темнота, в которой утонет всё, даже сам этот сон.
— Почему бы и нет.
Мой ответ под стать этому сновидению. Да и сам я тут начинаю растворяться, меня почти что и нет, да и зачем бы я был тут нужен. Кто-то вытащил меня в сновидческую реальность и забыл зачем.
— Потому что нет света? — она не спрашивает, не отвечает, но в конце её фразы слишком отчётливо рисуется вопросительный знак. Он звучит чуть фальшивой нотой. Она здесь потому, что не умеет задавать вопросы, теперь я это знаю.
— Звёзды — тоже свет, — намекаю я. Над нами рассыпается купол звёздного неба, разламывается и крошится, начинает кружиться и падать мелким песком, снегом, осколками звёзд.
Она внимательно смотрит, протягивает руку, чтобы поймать. Разочаровывается, потому что ещё не до конца воплощена — все осколки пролетают сквозь тонкие пальцы.
Сквозь меня тоже, но лишь потому, что это по-прежнему ничуть не мой сон. Чей-то ещё. Найти бы хозяина, который грезит о Юных и… Усмехаюсь, небо как раз закончило падать и обернулось алым. Здесь наступает рассвет.
На губах её читается невысказанное «Что это?»
Рассвет для неё впервые. Ночь тоже была первой, но Юная сама — часть ночи. А вот встающее солнце — это нечто совершенно новое. Нечто такое, чему она не может найти названия, не может отыскать понимания сразу.
— Восход солнца, — доносится не мой голос. Оборачиваюсь, чтобы заметить прячущегося в облаках Сновидца.
Причудлив здешний творец, но скромность — это даже хорошо.
— Солнце, — повторяет она, чтобы лучше запомнить. Раскидывает руки в стороны, обретая внезапно и крылья тоже. Только пока что ей трудно понять, как развернуть их, как поймать рассветный ветер.
Теперь уже я отступаю в тень. Мне тут совсем нечего делать.
Просыпаюсь.
Тягучий сумрак кутает всю комнату, даже кажется, что на самом деле я проснулся в ещё один сон. Проверять не хочется, только вспоминаю Юную, стоящую перед лицом рассвета и улыбаюсь. Должно быть, это здорово — увидеть восход солнца в первый раз.
Интересно, хватит ли у Сновидца сил дать ей жизнь?..
Где-то бьют часы, требовательные четыре утра. И можно снова попробовать уснуть, но вместо того я поднимаюсь и иду на кухню — варить кофе, мечтать о первом рассвете, кормить ранним завтраком внезапно залетевшие на огонёк миры. Рутина, такая приятная и умиротворяющая.
Когда поворачиваюсь с туркой к столу, вдруг вижу в дверях её. Она смущённо оглядывается, растеряв то своё внезапное всезнание, которое не давало пробиться росткам любопытства.
— Ты здесь? — удивляюсь и сам.
— Да, — она присаживается к столу, молча кивает на чашку. Конечно, моя порция кофе теперь уже принадлежит не мне.
— Отпустил? — спрашиваю, чтобы хоть немного разобраться, как же она связана со Сновидцем.
— Убежала, — усмехается она. И я понимаю, зачем ей были крылья.
Быть может, Сновидец и сам планировал нечто подобное, но всё же насколько изменяет её осознание своего бегства, преступание закона, а не получение разрешения. Так она себя чувствует вдвое свободней. Бунтаркой, юной и… прекрасной. Собой.
Сновидец всё сделал правильно. Внутри даже вскидывает голову ненавязчивое желание встретиться с ним ещё разок. В его мирах или моих, на дорогах среди холмов, на побережье или даже в городе, почему бы и нет. Вот только как бы назначить ему свидание?
Она же пьёт кофе, задумчиво рассматривая полупрозрачную сферу: мыльным пузырём в кухню вплыл новорождённый мирок. В нём перемигиваются огоньки — крошечное солнце, маленькая луна…
— Это солнце тоже умеет делать рассвет? — уточняет Юная. — Как забавно.
— Можешь проверить, — я маню мирок к себе, тот приближается, раздумывает, а потом устраивается у меня на коленях.
— Как же мне туда попасть, я ведь… — она рассматривает свою ладонь — то солнце, внутри сферы, меньше даже самого маленького её ноготка.
— Это просто, если захочешь.
Она смотрит так недоверчиво, что, хоть мне и мечталось бы побыть в её компании немногим дольше, я всё равно отсылаю её в этот мирок. На секунду внутри сферы вспыхивает маленькая звёздочка. Крошечное солнце медленно плывёт вокруг едва заметной планетки — да, в том мире иные законы. Однако рассвет там обязательно настанет.
Когда-то мальчишка с побережья, а теперь — без пяти минут Мастер — Класта готовится сдать последний экзамен. Однако придётся защищаться не перед преподавателями, а перед самой жизнью, придётся выйти на настоящий бой с противником, умеющим отбирать чужую магию. Тяжело было в учении, легко ли будет в бою? Продолжение истории «Тяжело в учении». Метки: приключения, драконы, подростки, преподаватели, леса, магические учебные заведения, магия, трудные отношения с родителями, фэнтези, вымышленные существа, нелинейное повествование.
Казалось, ещё вчера Класта был всего лишь мальчишкой с побережья, одним из тех, кто гонял чаек у доков да воровал рыбу из корзин, а сегодня он превратился в ученика мага, да какого мага!.. Метки: приключения, драконы, дети, трудные отношения с родителями, фэнтези, вымышленные существа, учебные заведения. Примечание для особенно внимательных — у имени Класта есть полная форма «Кластас». Она иногда используется в тексте.
Доминик Вейл — известный художник, ведущий уединённый образ жизни. Дни и недели у него расписаны по минутам, и он никогда бы не отказался от собственных ритуалов, если бы… в городе не появился убийца, чьи преступления заставляют Доминика снова и снова задаваться вопросами — что есть красота, не должно ли творцу выискивать новые, даже кажущиеся жуткими способы запечатлеть и раскрыть её зрителям? Может ли чужая жизнь стать холстом для художника? Метки: психические расстройства, современность, художники, серийные убийцы, убийства, детектив, дружба, смерть второстепенных персонажей.
1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.
«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».
В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.
Жестокая и смешная сказка с множеством натуралистичных сцен насилия. Читается за 20-30 минут. Прекрасно подойдет для странного летнего вечера. «Жук, что ел жуков» – это макросъемка мира, что скрыт от нас в траве и листве. Здесь зарождаются и гибнут народы, кипят войны и революции, а один человеческий день составляет целую эпоху. Вместе с Жуком и Клещом вы отправитесь в опасное путешествие с не менее опасными последствиями.