365 сказок - [468]

— Никогда не задумывался об этом, — признал я.

И опять мы замолчали. Предчувствие же разливалось всё явственнее, ощущалось всё сильнее. В город входила самая настоящая сказка, теперь это уже не вызывало никаких сомнений.

* * *

К утру зима разгулялась вовсю, город потерялся среди сугробов. Это принесло внезапное облегчение, будто долго не отпускавший ноябрь удерживал и радость, и смех, а теперь они высвободились и переполнили собой воздух и ветер.

Я возвращался домой один, так и не сумев уловить, что за сказка пыталась прорасти сквозь метель. Одно я знал точно — она наверняка была со счастливым концом.

«Или без конца…» — прошептало что-то внутри.

Бесконечная сказка…

Когда-то… может, даже в другой реальности, где я был ребёнком, мне хотелось стать частью такой — бесконечной — истории. Я искал её, но никак не мог найти. Вероятно, эта тоска ещё жила во мне и теперь нашла момент вырваться наружу.

Я замер на крыльце дома. Нужно было смести снег, но я стоял, вглядываясь в небо, где снеговые тяжёлые тучи продолжали медленно уходить на запад, сменяясь ещё боле тяжёлыми, переполненными, жаждущими просыпаться.

— О чём ты задумался? — раздался голос, и я увидел отца, выступившего из снегопада.

Ещё мгновение назад его не было там.

* * *

— Порой лучшее, что есть в сказках — это их окончание, — говорил он позже, рассевшись в кресле у камина и потягивая вино. — И желать бесконечной сказки не очень осмотрительно.

— Я никогда не старался взглянуть на это детское желание с другой стороны, — покачав головой, я отвёл взгляд. Языки пламени в камине искрили и танцевали бойко и радостно.

— С другой стороны… Скажи-ка мне, что за сказка, если ты, конечно, помнишь, так очаровала тебя тогда?

— Но… этого я точно не помню.

— Сколько тебе лет? — он усмехнулся. — Сколько на самом деле? Сколько миров назад ты был ребёнком, желавшим попасть в бесконечную сказку.

Я нахмурился.

— К чему ты клонишь?

— Разве я к чему-то клоню? — он засмеялся.

Сказка, что я ощущал приближающейся, обрушилась на город с метелью.

* * *

В темноте кружились снежные хлопья, и я стоял на крыше, а тонкая грань серебрящейся дороги уводила по карнизу прямиком к луне. Я медлил, хоть дорога звала, так настойчиво, так сильно, что противиться было почти невозможно.

Город перемигивался огоньками фонарей, тепло светил оранжевато-карамельными окнами, прихорашивался в новом одеянии, пышном и белом. Он засыпал, ворочаясь под зимним одеялом, и сны его превращались в реальность, рассыпались тысячами звёзд в небе, проглядывавшими среди разрывов снеговых туч.

Сделав первый шаг, я перестал смотреть вниз. Тёмное небо — а я шёл едва ли не прямиком по нему — разворачивалось, становилось глубже, казалось сначала колодцем, потом омутом и наконец стало сродни океану. Я шёл к звёздам, к открывающейся двери, за которой наверняка ждало что-то невероятное.

Мне было пять? Семь?..

Я не знал. Я не чувствовал своего возраста, не понимал его, не видел. Мне казалось, что я вечен и юн сразу.

А потом перед вратами, оказавшимися больше, чем всякая дверь, я увидел его.

Отца.

Я знал — он мой отец.

— Открывай, — сказал он улыбаясь.

— И? Что тогда будет?

— Увидишь…

* * *

Воспоминание растаяло. В окно со снегом билось что-то ещё, новое, чистое и прекрасное. Дорога опять звала меня, и я готов был сорваться с места.

Отца рядом не оказалось, но я знал, что он сказал бы. Я вспомнил, что сказал сам, и рассмеялся, насколько был слеп. Насколько забывчив.

«Иногда мне кажется, что я вовсе не могу стать участником истории… сказки, что мне остаётся только наблюдать или пересказывать, ничего другого. Странники проходят по грани, они не могут влиять на происходящее».

Но та самая история, в которую я хотел погрузиться, та самая, которую я желал видеть бесконечной… Она была о пути, о дороге из мира в мир, о снах, о переплетении реальностей.

Я хотел почувствовать сказку про странника.

Не это ли и сделало меня тем, кем я стал?

Ветер звал меня, звала метель, звала ночь.

Я выбежал на крыльцо в одной рубашке, серебряная грань дороги рассекла темноту.

Вокруг творилась сказка.

346. Блик на воде

Аллею окружали высокие ели, сплетались друг с другом, приникая очень плотно, они образовали здесь полумрак, сохранили вечерние сумерки, и пусть снег лежал на тяжёлых ветвях, хвоя лишь казалась темнее, почти чёрной. Впереди маячил выход, обрамлённая еловыми лапами арка, откуда лился белый свет, пасмурный свет, предвещающий непогоду. Я ускорил шаг и наконец оказался на перекрёстке, посреди которого возвышалась статуя. Плечи мраморной девы укрывала снеговая опушка, черты лица едва угадывались.

Отчего-то я не смог сдержаться и смахнул, счистил намёрзший снег с губ и глаз, с кончика носа. Лицо казалось мне знакомым, но воспоминания ускользали. То ли статуя была похожа на кого-то, кого я знал, то ли я видел раньше именно статую.

Я выбрал аллею, уводящую вправо, её обрамляли рябины. Красные ягоды проглядывали сквозь снег особенно ярко. Мне показалось удивительным, что здесь нет птиц. Совсем нет птиц.

Шёл я не быстро, но и не медленно. Этот мир, попавшийся мне среди других, то ощущался очень знакомым, то становился совершенно чужим, и я никак не мог ни понять его, ни разгадать. Как будто я должен был кого-то встретить здесь. Вот только кто назначал мне свидание?