365 сказок - [21]

Шрифт
Интервал

Снега влетают в меня самого, заполоняют белизной, и я опускаюсь на колени, давая им приют в моей груди. Они изгоняют черноту, шипят и тают в алом, пробирающемся наружу. Последний раз зачёрпываю прямо из собственной груди накопившуюся влагу. Она уже не чёрная, в ней по-прежнему тают снежинки. Ветер склоняется к сложенным в лодочку ладоням и приникает ледяными губами.

— Моя доля, — говорит он, и я не могу отказать, молча гляжу, как он вдумчиво пьёт, ни одной капле не позволив вырваться из плена пальцев. Удивительно, зловеще.

Он вытирает ставшие алыми губы.

— Вот и всё.

Одним касанием он закрывает мне грудь. Внутри сияет белым новый и прежний шрам. Чернота занесена снегом. Мы стоим у моего окна, прямо в воздухе.

— Возвращайся домой, шаман, приходи ко мне позже, — говорит ещё Ветер.

Внутри нарастает усталость, но я успеваю перешагнуть подоконник прежде, чем падаю. Лишь час спустя прихожу в себя и закрываю окно, оставляя снегопад за стеклом. Ветер танцует за городом с кем-то ещё.

017. Зажигающая маяки

Каких только историй не наслушаешься, пока бродишь по мирам, чего только не насмотришься, с кем только не повстречаешься… Чужие слова плетутся разноцветными вышивальными нитками, которые совершенно внезапно становятся цельной картинкой. Так я и пришёл на этот угрюмый берег.

Море здесь было свинцовым и буйным. Волны то темнели, то угрожающе вскидывали пенные бело-жёлтые головы, кусая берег, кроша скалы и перемалывая их в мелкий гравий, что усыпал прибрежную полосу. Небо затмевали кудлатые тучи, мрачные, недвижимые, точно могли соперничать по плотности со скалами.

Многие рассказывали про эти негостеприимные места. Кто-то приходил сюда в часы горя, долго любовался сумрачным миром, а потом, словно оставив все печали здесь, уходил освобождённым. Другие же старались бежать отсюда, едва завидев кромку стылого пляжа, тяжко им тут дышалось, а холодный и влажный ветер зажимал прозрачной рукой и рот, и нос, будто бы желал задушить. Были и те, кто ничего не чувствовал, называл этот берег скучным и невыразительным…

Одно объединяло все рассказы — маяк.

Сейчас я как раз рассматривал его. Старая каменная башня вырастала из скалы, а между берегом и ею бесновалось в узком проливчике море. Стеклянный купол запылился, в нём не было света, и неудивительно — никому было не перебраться туда, кроме птиц, а те огонь зажечь не умели.

Скалы резко обрывались в воду, не было никакой тропы, даже если воспользоваться лодкой. Да и ту, вероятно, разобьёт о скалы прежде, чем найдётся более-менее безопасный вариант пристать к берегу. Площадка, из которой точно вырос маяк, была совсем маленькой, и не оказалось вокруг никаких тропинок.

Не крылатым ли, и правда, был смотритель?..

Маяки — моя страсть, и мне хотелось попасть и в этот. И не только попасть, но и зажечь. Вот только крыльев у меня нет, потому я долго смотрел на башню, выискивая хоть какую-то возможность подобраться к ней ближе.

Вечерело. Солнце по-прежнему пряталось в глубине туч, и потому пришли сумерки, впрочем, и они быстро стали темнотой. Башня высилась вонзённым в скалы клинком. Едва проглядывались на сизых тучах очертания стеклянного фонаря. С темнотой никакая магия не заставляла его загореться.

Как жаль!

Неужели нельзя вновь заставить биться сердце этого маяка?…

Я сидел на холодном камне уже несколько часов, но разум никак не мог решить поставленную задачу. Мне нужны были крылья, но ничто здесь не могло мне их дать. Незнакомые ветра были не моими братьями, да и мир здешний слишком уж отличался, чтобы просить их помощи.

Нельзя было сложить моста, соткать из воздуха колдовскую переправу. Нет, маяк оставался недосягаем, какой бы способ я ни предлагал.

Только одна история успокаивала меня и дарила надежду, что так не навсегда. Рассказывал её у костра старый путник. Сколько ему было лет, сказать было трудно — прорезанное морщинами лицо, седые космы волос, сухая фигура могли равно принадлежать и тому, кто едва перешагнул за сотню, и тому, кто путешествует тысячу лет.

— Каждый умеет что-то своё, — говорил он. — Кому-то судьба бродить по мирам, а кому-то — зажигать звёзды. Кто-то вдыхает в ветра жизнь, кто-то же пробуждает океаны. И вам ни за что не узнать, для чего вы, пока не выпадет самого главного путешествия, — он начинал так почти каждую историю, а потом замолкал. И казалось даже, что кроме этого ничего он не скажет, но чуть позже голос вновь разносился над костром, и все затихали, вслушиваясь.

Историю о маяке он начал так:

— В свинцовом море давно не сыскать кораблей, потому что маяки не горят… А маяки не горят, потому что нет того, кто их зажигает. Одно дело — присматривать, когда огонь в сердце маяка уже трепещет и жаждет указывать путь… Совсем другое, когда сердце остыло. Но как есть те, кто расцвечивает на небе звёзды, так есть и тот, кто согревает своей душой маяки. И когда это происходит, маяк пробуждается и разгоняет тьму.

Никто не прерывал старика, никто не спрашивал имени… Да и вряд ли бы он назвал его. И вот сейчас, глядя на остов маяка, я думал, что не отказался бы знать, кому в целой Вселенной открылся дар пробуждать сердца маяков.


Еще от автора Ярослав Зарин
Легко в бою

Когда-то мальчишка с побережья, а теперь — без пяти минут Мастер — Класта готовится сдать последний экзамен. Однако придётся защищаться не перед преподавателями, а перед самой жизнью, придётся выйти на настоящий бой с противником, умеющим отбирать чужую магию. Тяжело было в учении, легко ли будет в бою? Продолжение истории «Тяжело в учении». Метки: приключения, драконы, подростки, преподаватели, леса, магические учебные заведения, магия, трудные отношения с родителями, фэнтези, вымышленные существа, нелинейное повествование.


Тяжело в учении

Казалось, ещё вчера Класта был всего лишь мальчишкой с побережья, одним из тех, кто гонял чаек у доков да воровал рыбу из корзин, а сегодня он превратился в ученика мага, да какого мага!.. Метки: приключения, драконы, дети, трудные отношения с родителями, фэнтези, вымышленные существа, учебные заведения. Примечание для особенно внимательных — у имени Класта есть полная форма «Кластас». Она иногда используется в тексте.


Увидеть свет

Доминик Вейл — известный художник, ведущий уединённый образ жизни. Дни и недели у него расписаны по минутам, и он никогда бы не отказался от собственных ритуалов, если бы… в городе не появился убийца, чьи преступления заставляют Доминика снова и снова задаваться вопросами — что есть красота, не должно ли творцу выискивать новые, даже кажущиеся жуткими способы запечатлеть и раскрыть её зрителям? Может ли чужая жизнь стать холстом для художника? Метки: психические расстройства, современность, художники, серийные убийцы, убийства, детектив, дружба, смерть второстепенных персонажей.


Рекомендуем почитать
Кисмет

«Кто лучше знает тебя: приложение в смартфоне или ты сама?» Анна так сильно сомневается в себе, а заодно и в своем бойфренде — хотя тот уже решился сделать ей предложение! — что предпочитает переложить ответственность за свою жизнь на электронную сваху «Кисмет», обещающую подбор идеальной пары. И с этого момента все идет наперекосяк…


Топос и хронос бессознательного: новые открытия

Кабачек О.Л. «Топос и хронос бессознательного: новые открытия». Научно-популярное издание. Продолжение книги «Топос и хронос бессознательного: междисциплинарное исследование». Книга об искусстве и о бессознательном: одно изучается через другое. По-новому описана структура бессознательного и его феномены. Издание будет интересно психологам, психотерапевтам, психиатрам, филологам и всем, интересующимся проблемами бессознательного и художественной литературой. Автор – кандидат психологических наук, лауреат международных литературных конкурсов.


Мужская поваренная книга

Внимание: данный сборник рецептов чуть более чем полностью насыщен оголтелым мужским шовинизмом, нетолерантностью и вредным чревоугодием.


Записки бродячего врача

Автор книги – врач-терапевт, родившийся в Баку и работавший в Азербайджане, Татарстане, Израиле и, наконец, в Штатах, где и трудится по сей день. Жизнь врача повседневно испытывала на прочность и требовала разрядки в виде путешествий, художественной фотографии, занятий живописью, охоты, рыбалки и пр., а все увиденное и пережитое складывалось в короткие рассказы и миниатюры о больницах, врачах и их пациентах, а также о разных городах и странах, о службе в израильской армии, о джазе, любви, кулинарии и вообще обо всем на свете.


Фонарь на бизань-мачте

Захватывающие, почти детективные сюжеты трех маленьких, но емких по содержанию романов до конца, до последней строчки держат читателя в напряжении. Эти романы по жанру исторические, но история, придавая повествованию некую достоверность, служит лишь фоном для искусно сплетенной интриги. Герои Лажесс — люди мужественные и обаятельные, и следить за развитием их характеров, противоречивых и не лишенных недостатков, не только любопытно, но и поучительно.


#на_краю_Атлантики

В романе автор изобразил начало нового века с его сплетением событий, смыслов, мировоззрений и с утверждением новых порядков, противных человеческой натуре. Всесильный и переменчивый океан становится частью судеб людей и олицетворяет беспощадную и в то же время живительную стихию, перед которой рассыпаются амбиции человечества, словно песчаные замки, – стихию, которая служит напоминанием о подлинной природе вещей и происхождении человека. Древние легенды непокорных племен оживают на страницах книги, и мы видим, куда ведет путь сопротивления, а куда – всеобщий страх. Вне зависимости от того, в какой стране находятся герои, каждый из них должен сделать свой собственный выбор в условиях, когда реальность искажена, а истина сокрыта, – но при этом везде они встречают людей сильных духом и готовых прийти на помощь в час нужды. Главный герой, врач и вечный искатель, дерзает побороть неизлечимую болезнь – во имя любви.