3 ½. С арестантским уважением и братским теплом - [69]

— Во-о-о-от. Теперь он успокоился.

— Так он вроде и был спокоен.

— Это ж зэк. Никогда нельзя быть уверенным.

Чубакку крутит. Он хочет сесть, он хочет ходить, лезть на стены, глубоко и прерывисто дышать, утром бегать по залитым солнцем лесным полянам, надувать мыльные пузыри, надевать вещи не по моде, а потому, что в них удобно, разрушать звезды смерти, жизни, счастья или хотя бы просто почесать нос, но он не может — таков фармакологический эффект. Чубакка закрывает глаза.

С утра Чуи, предварительно разбудив, дали напиться из алюминиевой кружки, после повели на комиссию по распределению. Заседало вышеуказанное собрание в небольшом деревянном срубе. Перед домишкой толпился зэчий люд. В волнении, как это обычно происходит у толпящихся з/к.

Осужденные ждали распределения по баракам и рабочим местам, а на них то и дело шикал и зло вращал надбровными дугами зэк, отличавшийся от других крупным телосложением, ватником на бобрином меху и красной нагайкой с позолоченным тиснением «ДСП/СДП» («Для служебного пользования / Секция дисциплины и порядка»). То был завхоз карантинного отделения Иуда Гадович Козлов. Было бы чересчур смелым предполагать, что такие ФИО завхоз получил в результате ветвления своего родового древа. Свой исходный код Козлов поменял, чтобы дополнить образ. В его задачи входило поддержание чистоты и порядка в бараке карантинного отделения, а также унижение и физическое доминирование над вновь прибывшими арестантами с целью ломки воли, и вообще, чтобы понимали, что не на курорт попали.

Иуду Гадовича после освобождения гарантированно ждали раскаленные клещи или удар отвертки в исполнении зэка, чью криминальную карьеру он пустил под откос. Таких было тьма и сумрак. Помимо прочего, уже семь лет Иуду терзала трагедия личного характера: при вынесении приговора, прямо в зале суда жена Иуды с криком «Скатертью дорожка!» ввергла себя в объятия участкового, сидевшего по соседству (и аналогичным образом проживавшего). По странному стечению обстоятельств этот участковый играл не последнюю роль в посадке Козлова. Гадович хотел освободиться, чтобы утопить измену в крови, но боялся, что его самого утопят в ближайшем к колонии колодце. Пребывая в цикличном аду мыслей о возможностях/потребностях, Иуда окончательно озлобился на мир. Той части мира, которая была представлена сотрудниками администрации, завхоз отомстить не мог, так как не переносил пыток, поэтому всю свою желчь выплескивал на БОТов (бесправных обитателей тюрьмы) — осужденных.

Временами Иуде хотелось повеситься, и он даже твердо решил сделать это, как только через его руки пройдет 30 сребреников. Пока не прошло ни одного.

Сейчас завхоз Козлов учил з/к, как вести себя перед комиссией:

— Как войдете в кабинет, надо встать в квадратик, нарисованный по центру, руки за спину, шапку снять и нервно ее теребить.

— Как?

— Нервно. Руками. За спиной. Вид иметь боязливый и смиренный. В ответ что-нибудь неразборчиво мямлить. Решение комиссии принимать безропотно, со всем возможным покорством.

Поучительная речь была прервана криком из внезапно распахнувшейся двери.

— Только не бригада 101! Делайте все что угодно! Заберите моего семейника, сдерите с него кожу и оботрите грубой губкой, пропитанной уксусом, — только не бригада 101!!!

Крамольная просьба звучит из уст з/к, бьющегося в руках здоровенного детины в серо-синем камуфляже. Несмотря на надрывность и некоторую трогательность криков, лицо детины выражает отсутствие смысла и тревоги. Детина пихает кляп в рот зэку. Потом он обматывает бечевой ноги з/к. Потом он протягивает бечеву к рукам. Потом он обматывает бечевой руки за спиной з/к. Потом он обматывает бечевой голову з/к, вернее, приматывает к ней кляп.

Потом он снова протягивает бечеву к ногам з/к. Потом он снова обвязывает ноги з/к. Потом он натягивает веревку — ноги, голова и руки зэка закидываются назад. Теперь з/к чем-то напоминает чемодан с ручкой. Потом детина берет чемодан за ручку.

Здоровяк вяжет искусно: 13-ю зарплату ему выдали книгой — 10-е издание самоучителя по вязке узлов, которое он быстро и успешно освоил за неимением личной жизни и воображения.

Детина, о чем-то грустно вздохнув, топает прочь от избы под взглядами:

— вновь прибывших — испуганных;

— Козлова — удовлетворенного.

На пороге избы стоит взмокший от природы начальник отряда Виктор Петрович Склизкий. Стоит с засученными рукавами и глядел на Чуи насмешливо-свысока.

— Ты следующий, — и приставным шагом высвобождает для Чубакки проход.

Комиссия по распределению содержала в себе сливки Специализированной исправительной колонии № 1984. Это Чуи понял сразу, хотя из сидящих в комнате двух с лишним десятков лиц вспомнил лишь троих: начальника Берца, режимника Пыткина и Фрола Юрича, неприятно выделявшегося кровавокрасным медицинско-православным крестом на форменной белой фуражке.

Чуть позже Чубакка заметил главного КУМа — Кремня (тот по обыкновению занял самый таинственный угол в комнатке).

Столы со служащими располагались вокруг повстанца в виде буквы П, что само по себе вызывало дурные предчувствия.

По столам грузились папки, которые сотрудники наперебой и усердно листали, хмурясь и вдумчиво, с усмешкой и сомнением, слева направо и наоборот.