20 философов за 90 минут (каждый) - [21]

43

му подсознанию, представляет собой первоздан­ную творческую путаницу неразрешимостей сре­ди своих различий.

Еще раз напомним, что Деррида был не пер­вым, кто указал на элемент неоднозначности в язы­ке — поэты знали об этом с момента возникнове­ния литературы. Возможно, именно этим обстоя­тельством можно объяснить первую реакцию на идеи Дерриды в Америке, где он выступил в уни­верситете Джонса Хопкинса в 1966 году Языковой метод Дерриды был воспринят как новаторская и интересная техника анализа художественной лите­ратуры. Применение такого метода позволяло выч­ленять в литературном тексте разнообразные аллю­зии и значения, которые образуют отдельные под­тексты в произведении. Критики получали новые возможности поиска и выявления скрытых наме­рений, метафизических предпосылок и косвенных многозначностей. С другой стороны, в лагере фи­лософов Деррида встретил куда более прохлад­ный прием. Что он этим, собственно, хочет сказать?

Отвечая на этот вопрос, Деррида уклоняется от точных формулировок по примеру избегающе­го точных значений языка (в его теории). Но язык

44

имеет значение. Он возник как средство комму­никации. Даже когда коммуникация сводится к простой демонстрации власти говорящего над слу­шающим, не облеченной в слова, если один кри­чит на другого, — исходным намерением все рав­но было вступить в контакт. Коммуникация по-прежнему остается целью существования языка, вне зависимости от точности передаваемых смыс­лов. Литература как вид искусства постоянно иг­рает с языком и на языковой неоднозначности, но даже в этом случае дело редко доходит до абсолют­ной бессмыслицы (без-смыслицы). Сила воздей­ствия дадаизма, сюрреализма и прочих измов как раз и возникает из нарушения привычных смыс­лов слов, вызывания новых ассоциаций и тому подобного. Будь это не так, любой лишенный смысла текст обладал бы аналогичным эффектом.

Так какой же смысл имеет анализ Дерриды? Деррида демонстрирует нам, что любой текст со­держит большое число конвенциональных элемен-товисобственныхкодов. Он показывает не то, что означаеттекст,акакимобразомтекстщ>иобретает значение. Другими словами, упрощает текст. Ме­тод упрощения и разграничения смыслов, зало-

45

женных языком в текст, пользовался большой по­пулярностью среди философов древности. В каче­стве примера Деррида приводит сцену из плато­новского диалога «Фёдр». Платон рассказывает миф о египетском боге Тоте, где бог объясняет еги­петскому фараону важность и нужность обучения подданных письму. Научившись писать, поддан­ные смогут усовершенствовать память и стать муд­рее. Тот заявляет: «Мое изобретение — это лекар­ство (фармакон) для укрепления памяти и разума». Фараон возражает, что умение писать приведет к прямо противоположному эффекту: «Это изобре­тение будет способствовать росту забывчивости в душах тех, кто перестанет упражнять память, по­лагаясь на верность написанного». Открытие Тота является фармакономлш напоминания, а не запо –~ минания, не собственно памяти. Тоже самое мож­но сказать и о мудрости. Фараон указывает, что написанное демонстрирует лишь видимость муд­рости, а не мудрость как таковую, и письмо будет способствовать возникновению иллюзии о мудро­сти, а не развивать разум.

Платон, говорит Деррида, использует в сво­ем мифе типичную бинарную систему противо-

46

поставлений, либо/либо. Либо умение писать ук­репляет память, либо ослабляет. Хотя в действи­тельности может иметь место и то, и другое. Да­лее Деррида анализирует слово фармакон. В гре­ческом языке оно имеет несколько значений — «лекарство», «снадобье», «эликсир» (от этого же корня произошло слово «фармацевтика»). Но фармакон может также означать «яд», «колдов­ство», «чары». Таким образом, понятие фармакон заключает в себе смыслы, выделяемые обеими спорящими сторонами. Умение писать может способствовать как улучшению запоминания, так и ослаблению памяти. Значит, значение слова фармакон в данном контексте становится неста­бильным, и как следствие, появляется различие (difffirence). Понятие идентичности, бинарные оппозиции или/или исчезают, и мы погружаемся в многозначность различия. Стройность логичес­кого рассуждения Платона рушится, и взамен появляется неразрешимость.

Неудивительно, что ход мыслей Дерриды не произвел благоприятного впечатления на амери­канских философов. Возможно, подобный ана­лиз и подходит для литературной критики, но что

47

у него может быть общего с философией, с тре­бованиями ясности, предъявляемыми кфилософ-скому аргументу? Казалось, единственной целью Дерриды было сбить всех с толку, лишить смысла понятия и установки, а ведь цель философии, напротив, устранить многозначность. Какой смысл в том, чтобы заново ее вводить? У Дерри­ды на это было два возражения. Во-первых, он пытается показать правила функционирования, философии, ее предпосылки, истины и скрытые коды. Во-вторых, он указывает на вполне реаль­ный факт многозначности, заложенной в самом существовании любого языка. Язык избегает идентификации с каким бы то ни было объектом реальности, и игнорировать это — значит игно­рировать язык, какой он есть в полном его объе­ме. Не только философам пришлась не по нраву аргументация Дерриды. Ученые посчитали ее три­виальной бессмыслицей. Научный закон остает­ся в силе, пока его не опровергнут, а это происхо­дит не при помощи словесных уловок. Юристы и политологи восприняли теории Дерриды как шут­ку. Как Деррида и предсказывал, каждый остался верен своим правилам и сохранил свои установ-