20 философов за 90 минут (каждый) - [23]

53

ший языком общения на всей территории Британ­ской империи, с середины XX века обрел новую жизнь благодаря американскому английскому. К этому времени английский английский успел по­родить богатое разнообразие американского, ин­дийского , австралийского и африканского вариан­тов с их произносительными и грамматическими" особенностями, оставаясь тем стержнем, который позволяет сохранить языку целостность. Многие из американских критиков Дерриды, опираясь на этот факт, утверждают, что характерные для французс­кого философа атаки наязыковые структуры, каки их философские выводы, утрачивают свою актуаль­ность для англоговорящей части мира. Мы и без того знаем, что язык способен жить самостоятельной жизнью, что слова могут приобретать новые оттен­ки значения или даже новые смыслы. Достаточно подумать о судьбе таких слов, KaKgaymiH freak(1),что­бы стала очевидной непрерывная изменчивость со­стояния английского языка. Во многом Деррида

(1) Gay (англ.)—первонач. «веселый», потом «беспутный», в наст. вр. употребляется в значении «гомосексуалист», «голубой».

Freak (англ.)– первонач. «уродец», потом «странный человек», «чу­дак», в наст. вр. разг. «помешанный», «ненормальный», «сумасшедший».

выступил как борец за ту свободу, которой носите­ли английского языка обладают от рождения. Хотя это, безусловно, не являлось его основной целью, основная его цель была—доказать абсолютную те­кучесть абсолютно всех языков.

В начале мая 1968 года Деррида играл актив­ную роль в революционных событиях, принимал участие в маршах протеста и демонстрациях. Он даже организовал в Ecole Normale Superieure ас­самблею, в рамках которой велись открытые де­баты между студентами, симпатизирующими им преподавателями и заезжими модными знамени­тостями интеллектуального мира, которым тоже хотелось быть в курсе последних происшествий; На одном из подобных собраний, только в Сор­бонне, выступал и Сартр, но его быстро освиста­ли. Сколько бы он ни симпатизировал студентам, наделе он уже потерял контакт с этим поколени­ем. Старикам было трудно понять устремления молодежи. Анархия, расплывчатость лозунгов и требований, популизм и нередко откровенно фи­листерские установки молодых революционеров в итоге оттолкнули и самого Дерриду. Да и как было вогнать в рамки какой-либо интеллектуаль-

55

ной идеологии бурные эмоции юности, что рва­лись из надписей на стенах: «Под каждой улицей — пляж», «Завтра сияет уже сегодня» и «Мы — это письмена на стенах». Сартру это тоже было не понять. Деррида продолжал симпатизировать сту­дентам, но делал это молча. Да и что он мог ска­зать посреди рева революции?

Весь мир смотрел в изумлении, как культур­ная столица мира превращается в лагерь анархи­стов. Де Голль в панике бежал в Германию, чтобы посоветоваться со своим высшим военным ко­мандованием (возглавлявшим оккупационные войска французского сектора бывшей Западной Германии). Военные поддержали де Голля, а не­организованное восстание заглохло само собой, когда студенты разъехались на каникулы. Одна­ко правительство получило хороший урок. К про­шлому уже возврата не было. В течение последу­ющего года де Голль ушел в отставку, а еще год спустя умер. Франция присоединилась к совре­менному миру, вступив на дорогу популистской демократии и молодежной культуры. Рабочим повысили зарплату, студенты получили некото­рые права. Популярность лекций Дерриды в Ecole

56

Normale Superieure росла. Сам философ, краси­вый, всегда одетый с иголочки, с непокорно раз­вевающимися волосами, превратился в культовую фигуру.

Однако завоевание культового статуса не обо­шлось без некоторой смуты в лагере парижской интеллектуальной элиты. Сначала Деррида выра­жал сочувствие взглядам своего современника Фуко. Фуко тоже был довольно броской фигурой — всегда бритый наголо, в дизайнерских очках и светлых спортивных водолазках. Если Фуко ис­поведовал релятивизм в культуре, то Деррида — в лингвистике. Оба считались вождями направле­ния, получившего название постструктурализма. В постструктурализме всякое знание полагается текстуальным (то есть имеющим релятивистскую интерпретацию текста). И история, и психология, и философия, и антропология имеют дело не столько с концепциями, сколько с различным употреблением слов. Для Фуко это означало су­ществование эпистем, или парадигм знания, в которые инвестировалась власть. Эпистема — это характерная для каждой эпохи система мышле­ния, которая направляет образ мыслей людей

57

этой эпохи, задавая соответственно объекты и темы мышления, определяя лакуны в мышлении и даже исключая возможность мышления в оп­ределенных направлениях. Так, в Средние века считалось, что мир состоит из первоэлементов: земли, воды, воздуха и огня и их комбинаций,— поэтому даже представить себе существование атомов было невозможно. Со сменой эпох — на­пример, при переходе от Возрождения к эпохе Просвещения, — устанавливалась совершенно новая эпистема знания. Воплощение эпохи Про­свещения Фуко видел в Декарте. Декарт исполь­зовал разум, чтобы поставить под сомнение все и разобрать на мелкие части самые основы своего существования (а следовательно, и все аксиомы предшествующей эпохи и ее эпистемы), а потом установил свою базовую аксиому «я мыслю, сле­довательно, я существую». Но Деррида подверг критике анализ Фуко. При описании метода Де­карта Фуко сам прибегнул к языку рационально­сти, а значит, подчинился влиянию эпистемы эпохи Просвещения. Сомнение Декарта по сути неумышленно ставило под удар и самый разум, который он хотел утвердить как высшую цен-