20 философов за 90 минут (каждый) - [18]

28

вилизация действительно изобрела противореча­щее само себе понятие абсолютной истины, од­нако безданного внутренне противоречивого по­нятия она просто развалится. То, насколько Дер-риде удалось разобраться с этой проблемой и «невозможностью» существования философии, и определяет его статус как мыслителя.

В 1965 году Деррида начал преподавать ис­торию философии в Ecole Normale Superieure. В это время он примкнул к недавно возникшей группе парижских интеллектуалов, сотрудничав­ших в авангардистском журнале Tel Quel («Ну и что»). Несмотря на легковесное название, это был вполне серьезный журнал, не какая-нибудь бел­летристика. Целью его было создание нового «ин­теллектуального терроризма» для ниспроверже­ния всех существовавших дотоле концепций ли­тературы, литературной критики и философии. В работе над журналом в то или иное время при­нимали участие все новые ведущие философы Франции: Барт, Фуко, Кристева и Деррида. Если принять во внимание изначально неопределен­ные цели, естественно, что пути их в конце кон­цов разошлись.

29

Деррида поставил перед собой цель (ни боль­ше ни меньше) уничтожить «письмо» вообще, доказав, что оно неизбежно будет ложным. Од­ной рукой писатель пишет, а другая что делает в это время? Все написанное, любой текст облада­ет собственной скрытой идеологией, содержит некие метафизические предпосылки. В особен­ности это касается собственно языка. А писатель нередко не отдает себе отчета, что используемыр им язык искажает и его мысли, и значение напи­санного. В своей работе «Письмо и различие» (1967) Деррида подвергает критике отца-родона­чальника французской философской мысли, пер­вого философа нового времени, рационалиста Декарта (XVTI век). Декарт пытался найти выс­шую интеллектуальную истину при помощи рас­суждения. Начал он с систематического сомне-. ния, чтобы отбросить ненужное, и в результате –оказалось, что ничего нельзя утверждать с точно­стью. Органы чувств могут обманывать, даже чув­ство реальности нет-нет да и подведет — мы не всегда отличаем сон от бодрствования. Возмож­но, и уверенность в точности математики тоже была плодом нашептываний какого-нибудь ко-

30

варного демона (спустя 300 лет Деррида взялся это доказать). Но в конце концов Декарту удалось найти то единственное, в чем он не мог усомнить­ся. Это знаменитое утверждение Cogito ergo sum (Я мыслю, следовательно, я существую.) Мир может обманывать как хочет, но усомниться в том, что мыслишь, невозможно.

Деррида с этим не согласился. Он пришел к выводу, что Декарта подвел используемый им язык. Философ был просто не в состоянии «вый­ти» за рамки языка, которым мыслил, языка со всеми его скрытыми предпосылками и структу­рой, ограничивающей и искажающей мысль. Сама динамика и способность к развитию языка в значительно большей мере способны завести мысль на ложный путь, нежели ошибки чувствен­ного восприятия. Противоречия «…заложены не­посредственно в сущности и идее языка, языка в самом широком смысле слова».. Например, толь­ко грамматика и не что иное заставила Декарта прийти к выводу: «Я мыслю, следовательно, я су­ществую». Как доказал впоследствии Юм, един­ственное, в чем мог быть уверен Декарт, — это в параллелизме явлений мышления и существова-

31

ния, что совсем не подразумевает идентичности этих явлений или какой-либо причинно-след­ственной связи {следовательно, я существую) между ними. Может быть, подобный ход мыслей (я мыслю — я существую) и есть выражение опы­та существования, ведь как указал позже Хайдег-гер, наше изначальное ощущение «бытия-в-мире» какраз является той самой интуицией, ко­торая согласно феноменологии пребывает за пределами понимания разума и науки.

В другом классическом труде данного пери­ода «О грамматологии» (1967) Деррида разраба­тывает понятия, ставшие впоследствии осново­полагающими для его критической мысли. Важ­нейшим из них, в особенности в том, что касается атак на философию, стало понятие неразреши­мости. Одним из наиболее глубоко укорененных скрытых смыслов западной философии является базовое правило логики, часто именуемое зако­ном исключения третьего. Это правило — своего рода ключ к понятию идентичности, и в первой своей формулировке, данной Аристотелем, зву­чит так: «Между утверждением и отрицанием тре­тьего быть не может». Другими словами, выска-

32

зывание может быть либо истинным, либо лож­ным, оно не может быть ни тем, ни другим, или же и тем, и другим одновременно. Исключения из этого правила были замечены задолго до Дер­риды. Например, предложение «это высказыва­ние является ложным» является логически про­тиворечивым при соблюдении всех формальных условий. Предложение «Он неуклюже улыбнул­ся» можно толковать и как лишенное смысла (вследствие неправильного приложения катего­рий), и как обладающее метафорическим, поэти­ческим смыслом (описание улыбки пухлого мла­денца). Вообще все поэтические высказывания, да и образы искусства в целом, противоречат пра­вилу исключения третьего. Возьмем, к примеру, знаменитое шекспировское: «Весь мир — театр / все люди в нем актеры». Разумеется, мир не пред­ставляет собой деревянную сцену, вокруг которой сидят зрители, но в определенном метафоричес­ком смысле мы играем в жизни, подобно тому как актеры играют роли в театре. Образ, как и карти­на, в одно и то же время и не является, и является тем, что изображает. Помимо этого существуют еще метафизические высказывания, которые не-