1977. Кошмар Чапелтауна - [85]

«тофет»: белые «Форды-капри», бордовые «корсары», «лендроверы», свой срок можно мотать по-разному, НЕНАВИСТЬ, без подлежащего, без сказуемого, просто НЕНАВИСТЬ: йоркширские бандиты и йоркширские полицейские, Черная Пантера и Йоркширский Потрошитель, Жанетт Гарланд и Сьюзан Ридьярд, Клер Кемплей и Майкл Мышкин, Мэнди Уаймер и Пола Гарланд, стрэффордская перестрелка и убийства экзорциста: Майкл Уильямс и Кэрол Уильямс, я держу ее в объятиях посреди улицы, мои руки в крови, ее лицо в крови, мои губы в крови, ее рот в крови, мои глаза в крови, ее волосы в крови, мои слезы кровавые, ее – кровавые, Кровь и Огонь, и я плачу, потому что знаю, что все кончено, потому что над очагом, расположенном напротив двери, висит гравюра под названием «Вдова рыбака», окно занавешено мужским кителем, крестовые отвертки, тяжелые прорезиненные ботинки, маленький закругленный молоток, Министрель побеждает с преимуществом в полсекунды, имбирное пиво и черствый хлеб, пепел в очаге, всего лишь комната и девушка в белом, почерневшая до кончиков ногтей и дыр в голове, всего лишь девушка, прислушивающаяся к шагам за дверью по мостовой, сердце жертвы отсутствует, дверь комнаты заперта изнутри, как ни старайся, далеко не убежишь, выстрелы в Хэнгинг-Хитоне, выстрелы в Скиптоне, выстрелы в Донкастере, выстрелы в Селби, Юбела, Юбело, Юбелум, он поглаживает бороду, качает головой, подмигивает и исчезает, там, где вы ищете одного – двое, где двух – трое, где трех – четверо; там, где вы ищете четверых – трое, где троих – двое, где двоих – один, те, кто остался в живых, и те, кому не повезло, мужчина, которого я люблю, на балконе, в последние дни, в то время, когда будут пророчествовать сыны ваши и дочери ваши; и юноши ваши будут видеть видения, и старцы ваши сновидениями вразумляемы будут, чудес на том свете не бывает, только сны, улыбающиеся во мраке, в его зубах застряло мясо, он хлопает себя по брюху, отрыгивает, приглаживает волосы, поправляет усы, улыбается, поднимает бровь, хмурится, качает головой, подмигивает и исчезает – после кошмара: завтра и послезавтра, снова ускользая, жалкий, едва живой, с младых ногтей, я – жертва твоих мучений: я в отчаянии, мои спутники во тьме, но ведь должен быть какой-то другой путь, «Вдова рыбака», красная краска еще не высохла, повсюду – пустые бутылки из-под хереса, пива, крепких алкогольных напитков, химических веществ, они все пустые, просто комната в аду, юбилейный хит-парад последних двадцати пяти лет, ад за каждым углом, каждым рассветом, мертвые вязы, тысячи мертвых вязов, темные задыхающиеся улицы, ухмыляющиеся задние дворы, окруженные безмолвными камнями, погребенные под черными кирпичами, через подворотни и переулки, ногу на кирпич, кирпич на голову, это дома, которые построил Джек, и он идет, лютики-цветочки у меня в садочке, он уже идет, трахну тебя – ты уснешь, поцелую тебя – ты проснешься, он уже здесь, и нет никакого ада, кроме этого ада, повезло корове, уже пять, а они говорят четыре, но помните Престон семьдесят пятого, та тоже на моем счету, грязная корова, да благословит Бог жителей Лидса, порезы, которые никогда не перестанут кровоточить, ушибы, которые не заживут, и я чувствую, что скоро мне захочется снова, так что надень что-нибудь красивое, потому что из-за этого гибнут люди, из-за этого люди, из-за этого, говоришь, их уже пять, но в Брэдфорде тебя ждет сюрприз, так что пойди, поищи, Эдди, Эдди, Эдди; выдающиеся сотрудники полиции, заслужившие нашу самую искреннюю благодарность, люди ищут смерти, но не находят ее; желают умереть, но смерть убегает от них, как прощение и отпущение грехов, конец раскаянию, черномазые, горящие на Ханслет Kapp, уроды, путешествующие на поездах, нигерийцы, лежащие в Калдере вниз лицом, красное, белое, синее, Долины Смерти, Адские Вересковые Пустоши, одинокий ад, бесконечный: засады и подставы, пошивы и облавы, воркующие голубки, рыдающие, кровоточащие статуи, сосед против соседа, брат против брата, семьи, вырезанные на борту Черных Кораблей, дочери, изнасилованные на глазах матерей, Белые Корабли, затопленные у берегов туманного Альбиона, я, застрявший в поезде во время снежной бури, комнаты мертвецов, жилища мертвецов, улицы мертвецов, города мертвецов, страна мертвецов, планета мертвецов, мы едем по дороге после дождя, после Юбилея, фейерверк закончился, красное, белое, синее исчезло, утопая в проклятом брюхе кита в последние дни, мужчины с пистолетами во рту, сосущие газ, банды черномазых, вспарывающие горла жирным белым мусором, сидящим у себя дома и смотрящим религиозное шоу «Хвалебные песни», спиной к дверям, их сыновья клянутся отомстить, их дети плачут всю свою жизнь, бесконечно: теряясь в комнатах, фабричные трубы выше церковных шпилей, минареты выше фабричных труб, ислам, проклятый в каждом городе, крестовые походы по задним дворам, крестовые походы за мертвых, крестовые походы без конца, утро как ночь, внезапная тишина, звонки из красных телефонных будок, высокие белокурые полицейские, с ног до головы в крови, зло соединяется со злом, зеленые деревья отливают серебром, сны, после бессонницы гнут и ломают кости, длинные лица из преисподней, поющие песни о проклятых и приговоренных: оды мертвым, молитвы за живых, ложь – для всех, пустые вагоны, пролетающие мимо со скрипом и скрежетом, открытые двери, мокрота ракового больного стекает по раковине, стоя в тени на краю правды, просыпаюсь разбитым, помоги мне, в тенях ее бедер, в черноте ее глаз, трахну тебя – ты уснешь, поцелую тебя – ты проснешься, в комнатах над магазинчиками, реальная плоть, камешки в моих ботинках, сидя рядом на пропитанных кровью диванах, той ночью, когда Майкл Уильямс пробил 12-дюймовым гвоздем голову своей Кэрол, ГОЛОВУ МОЕЙ КЭРОЛ, чтобы спасти ее бессмертную душу, моя Кэрол, кажется, что-то забыл, мимо несутся китайские лошади без всадников, глаза открыты, ничего, кроме победы, будущее – это прошлое, люди, оставленные позади с их собственными, суверенными страхами, в роскошном аду, во лжи, в дырявой правде, в дырах, дырявые люди, дырявые головы, в эти дни, вне досягаемости псов и колдунов, подстрекателей и убийц, крадущихся по южным кладбищам, наносящих удары по головам шотландских шлюх тупыми хозяйственными предметами, в тысяча девятьсот семьдесят седьмом году я – жертва твоих мучений, в тысяча девятьсот семьдесят седьмом году я в отчаянии, в тысяча девятьсот семьдесят седьмом году мои спутники растворяются во тьме, в тысяча девятьсот семьдесят седьмом, году, когда будут пророчествовать сыны ваши и дочери ваши; и юноши ваши будут видеть видения, и старцы ваши сновидениями вразумляемы будут, сновидениями о прощении и отпущении грехов, о конце раскаяния, в тысяча девятьсот семьдесят седьмом году, когда столкнутся две семерки и порезы не перестанут кровоточить, а ушибы не заживут, два свидетеля – дача показаний окончена, обнаженные тела лежат на городских улицах, море – кровь, воды – полынь, женщины, опьяненные кровью, терпением и верой, достойной святых, и я стою у двери и стучу, ключи от входа в смерть, в ад, в тайну женской сущности, зная, что вот поэтому гибнут люди, вот поэтому люди, вот поэтому в тысяча девятьсот семьдесят седьмом году, вот поэтому я не вижу -