Помощник Верховного судьи США Джон Кальварес, по прозвищу Патриот, не спеша ехал по средней полосе 95-й дороги в Нью-Йорк. Да и чего торопиться к этому ублюдку: ждал 20 лет — еще подождет. Ясное дело, ему не прибавишь, не убавишь. Был бы обычным убийцей — кто-то еще стал бы рассуждать, мол, две декады, да еще строжайшего режима, вся молодость, пусть поживет хоть немного на воле… Так ведь прикончил он идола целого поколения, того самого поколения, которое нынче во власть вошло. Подкараулил у дома и пристрелил, идиот, фанатик. Из любви к искусству, так сказать… Теперь вот петиции пишет: помилуйте. И кто ж тебя миловать-то будет, засранца! Разве что адвокат чуток заработает, да нам забота…
«Пора настроиться, — усмехнулся Джон и затолкнул в щель СD. «Ты не забудешь наше вчера?…» — спрашивали четыре слившиеся в высоте голоса. «Ты не забудешь», — подтверждали они поодиночке, и тот, что был вторым, принадлежал этому самому, убитому. «У него, кажется, всегда был второй голос в этом ансамбле, — подумалось Джону, — первой была его гитара. Может, потому и ушел он из «Спайдеров», оборвал нити. Да и самка помогла. Небось, пилила еженощно: «Не ту паутину ткете. Разве для этого ты в Индию ездил, йоге обучался? Только ты и можешь соединить музыку с философией, иначе она так и останется развлечением для сосунков, только ты и можешь говорить с человечеством о вечном…». Хрен его знает, чего там ему внушала эта японка…»
«Непонятна вся эта япономания, — тут же включилось в Джоне родное, «патриотическое». — Ну чем, спрашивается, моя «Парк авеню» хуже вон того «Лексуса»? Те же удобства, моя даже помягче, та же надежность — с избытком. Так ведь моя в два раза дешевле. Свободный рынок — это хорошо, но ведь нужно как-то думать, что стране полезно, а что наверняка во вред. И говорить об этом открыто, а то чем дальше, тем больше этой политкорректности… Иначе, как же, послал бы меня судья Хуберт к этому придурку… Положено: раз пришла петиция — надо подсуетиться с выездом на место, обследование провести. Хотя конечный результат был известен еще тогда, когда этот болван прикончил Дэна Леклесса. Проформа. А почему именно меня послал? — Тоже понятно: Кальварес — латинос, вроде, значит — в этом деле непредвзятый, у латинос своя музыка, на «паучачью» непохожая. Хитер Хуберт, политкорректен…»
Неподалеку от Балтимора «Лексус» вдруг резко рванул вперед, и тут же за ним устремилась машина дорожного патруля. «Получи!» — подумал помощник Верховного судьи США и его очки «Картье», без оправы, победно блеснули.
Уже несколько недель, как его переселили в пентхауз в «Хилтоне». Вместе с экономкой. «Дезерт-отель», где у него такой же, но собственный пентхауз, закрылся на реновацию, меняются и хозяева. «Пустыня в самом деле стала пустынной», — пришел в голову незамысловатый каламбур. Неужто теперь здесь ему доживать…
Гарри Пельц разглядывал с десятого этажа толпу на бульваре, наезжающие друг на друга машины. Внизу крутило старую рулетку старое «Фламинго». Гарри не слышал, но знал, что продолжает там звучать, бесконечно продолжает, сладенький, бесхитростный, «пастуший», как он его определил, рок-н-ролл Эдварда Прайда, вместе с которым он когда-то сюда приехал.
«Тридцать лет я здесь, — вновь озадачился Гарри, — Давно надо было смотаться из Вегаса. Разве это место для жизни? Сын рос черт знает где — в закрытой школе, в кампусе, жена тоже поселилась в Нью-Йорке, «чтобы только не видеть этих выродков и шлюх». Что ж это я застрял? — потрепал он мочку заросшего белым кустарником уха. — Даже главный офис компании уже 25 лет как в Нью-Йорке, и кто теперь скажет, что я все еще президент «Стар Девелопмент»? Все на Майкле. Денег там полно, пусть крутится. Вот только наивно Майкл думает, что так, как он, зарабатывают… Лучше бы вложил свои деньги в какой-нибудь фонд и гулял со своей немкой… Сноха — немка, внуки — немцы, знала бы Рэйчел… Там уж, наверное, знает. А есть ли это «там»?…»
Телефон прервал его. «Это Майкл», — протянула ему трубку Анна.
— Привет, Майк! Только что о тебе думал.
— Как здоровье, папа? — участливо спросил Майкл.
— Скриплю, как слышишь.
— А чего тебе не скрипеть где-то здесь, в Нью-Йорке? Я понимаю, в «Дезерте» у тебя был, так сказать, дом, а в «Хилтоне»-то что ты забыл?
— Ну ты же знаешь, сынок, что врачи говорят: смена климата для меня смертельна.
— Да врут, я думаю. Где еще они такого клиента найдут? В общем, ты подумай. Не можем же мы все переселиться в Вегас.
— И не пытайтесь. Однако, очень мило с твоей стороны, что позвонил. Или что стряслось?
— Да нет, все на месте.
— Как там молодые таланты, кого-то продвигаешь?
— Есть несколько замечательных ребят. Только мир нынче стал сумасшедшим — чтобы кого-то вытащить, нужно все состояние потратить. Это не в твои годы.
— Да, наверное…
— Снимаем клипы, бомбардируем фестивали, покупаем прессу. Шоу-бизнес сейчас реально тяжелый…
— Он никогда не был легким. Впрочем, тебе лучше видно. Да и Марти еще с тобой, он может сравнить…
— Вот, кстати, Марти посоветовал потолковать с тобой по одному вопросу. Понимаешь, «Вирджиния-рекорд» прислала четверть миллиона баксов по индекс-контракту Р-25 и сообщила, что это последняя выплата, поскольку срок контракта истек 1 ноября 2000 года. Я поднял этот контракт и всю бухгалтерию по нему и выяснил, что подписан он 25 лет назад. Но самое интересное: вначале к нам поступали ну просто колоссальные деньги. В 78-м, например, восемь миллионов еще тех долларов, в 79-м — пять…
