1937 год: Н. С. Хрущев и московская парторганизация - [14]
Как официальное лицо, руководитель крупной партийной организации, Хрущев по идее должен был хорошо знать все нормативные акты, которыми регламентировалась его деятельность. Но к вопросам делопроизводства отношение Хрущева было прохладным. Еще в 1920-е гг., когда он стал заместителем заведующего Организационным отделом ЦК КП(б) УССР, эта работа ему не понравилась. Много лет спустя Никита Сергеевич вспоминал: «Канцелярская работа: через бумаги живого дела не видишь. Это специфическая работа, а я человек земли, конкретного дела, угля, металла, химии и в какой-то степени сельского хозяйства. […] И вдруг у меня все это оборвалось, и я стал заниматься бумагами, а это пища не для меня, меня сразу отвернуло от нее»[160].
Людей, которые обладали соответствующими навыками и понимали важность этого рода деятельности, Никита Сергеевич недолюбливал. Так, Булганину в своих воспоминаниях, вслед за Кагановичем, он дал определение «бухгалтер»[161]. Говоря о Маленкове, Хрущев развил свои мысли о людях данного типа: «В своей основе это совершенно бесплодный человек, типичный канцелярист-писака. Он мог хорошо написать проект решения сам или же имел таких людей, которые быстро работали и составляли хорошие резолюции. Но его бумаги отражали то, что уже имелось на практике, и не делали ни шагу дальше. С дорожки, проторенной сегодняшней действительностью, он не сворачивал. Считаю, что такие люди не только бесплодны, но и опасны. Они закостенели сами и умертвляют все живое, если оно выходит за пределы, которые уже обозначились»[162].
Думается, Сталин и Каганович прекрасно видели, что Хрущев не имеет склонности пунктуально выполнять рутинную работу, детально разрабатывать и последовательно реализовывать планы. Поэтому рядом с Хрущевым всегда трудились люди, которые компенсировали эти недостатки Никиты Сергеевича. В московский период, помимо помощников-секретарей-заместителей, рядом с Никитой Сергеевичем находились «бухгалтер» Булганин и «канцелярист-писака» Маленков.
Впрочем, неприятие Хрущевым делопроизводственных тонкостей не значило, что он совсем не понимал их важности. Особенно если это могло хоть как-то угрожать ему лично. Еще учась в Промакадемии, он настороженно отнесся к предложению редактора «Правды» Л.З. Мехлиса подписать безымянную статью про оппозиционные колебания ее слушателей, хотя и полностью разделял написанное. Только после заверения, что статья будет напечатана без указания его фамилии, Хрущев подписал документ[163].
Среди интеллектуальных способностей Хрущева особо стоит выделить наблюдательность и память. Благодаря этим способностям Хрущев мог постоянно пополнять и обновлять свои знания, компенсируя недостаток общего образования и культуры. Как свидетельствовал Микоян: «При своем весьма ограниченном образовании он быстро схватывал, быстро учился»[164]. С годами эти достоинства особенно впечатляли людей младшего поколения. Шепилов в своих воспоминаниях писал: «Память у него была феноменальная. Он помнил числа, дни недели события или разговора, которые были 30–40 и более лет назад. Помнил имена и биографии людей, с которыми встречался даже в самые отдаленные годы»[165]. Ему вторил Петр Михайлович Кримерман, во второй половине 1960-х гг. обучавший Никиту Сергеевича тонкостям фотографии: «Но до самых последних дней он сохранил блестящую память, вспоминал до мельчайших подробностей различные эпизоды, имена и фамилии людей, с которыми общался»[166]. О.А. Трояновский считал, что «природа одарила его многими важными качествами – прекрасной памятью, наблюдательностью, находчивостью»[167].
Хорошим доказательством всем этим свидетельствам могут служить воспоминания Хрущева. В разной связи и по разным причинам Никита Сергеевич упомянул в них порядка 1000 человек. Диапазон фамилий широк: наравне с отечественными и зарубежными политиками, военными, хозяйственными руководителями, деятелями науки и культуры мемуарист запомнил даже встречи с обычными людьми. Причем зачастую к этому присовокуплялись емкие, краткие оценки деловых способностей и личных качеств – привычка, выработанная годами работы на руководящих должностях.
Хрущев о своем рабочем дне 1930-х гг. говорил следующее: «Какой у нас реально был рабочий день, сказать просто трудно. Я вообще не знаю, сколько мы спали. Просто тратили минимум времени на сон, а все остальные часы отдавали работе, делу»[168]. В таком напряженном темпе работы Хрущев должен был как-то снимать стресс. Об отрицательных привычках Хрущева (курение, злоупотребление алкоголем) ничего не известно. Он сам как-то обмолвился о выработанной привычке: «Когда я обедал один, то никогда не пользовался спиртными напитками, даже в годы юности»[169]. Критически настроенный в своих оценках Молотов свидетельствовал, что в период работы в Москве Никита Сергеевич не пил, правда, поправляясь: «Хрущев выпивать сильно стал позже»[170]. Одним из увлечений того времени для Никиты Сергеевича была охота. Этим увлекались и члены Политбюро (Сталин, Ворошилов, Андреев), и коллеги по московской парторганизации (Маленков)[171]. В период руководства Московским комитетом у Хрущева было даже любимое место охоты – в Раменском районе
