1937 год: Н. С. Хрущев и московская парторганизация - [12]
Заняв должность секретаря Бауманского райкома, Хрущев познакомился с рядом текущих и будущих руководящих работников Московского партийного комитета. Часть из них работала или была прикреплена к Бауманской парторганизации – директор Московского электрозавода Н.А. Булганин (будущий председатель Моссовета), заворг Бауманского райкома Б.Е. Трейвас (секретарь Тульского горкома), председатель Бауманского райисполкома Д.С. Коротченко (секретарь Московского областного комитета), зав. отделом в райсовете С.Б. Задионченко (первый секретарь Бауманского райкома). Другие занимали равное или более высокое по отношению к Хрущеву положение – секретарь Ленинского райкома Н.А. Филатов (будущий председатель Мособлисполкома), секретарь Московского городского комитета Г.Н. Каминский (будущий председатель Мособлисполкома и нарком здравоохранения РСФСР-СССР). Кое с кем из руководителей организаций, находящихся в Бауманском районе, Хрущев столкнулся или сблизился позднее. К таким относились глава Центрального аэрогидродинамического института (ЦАГИ) конструктор А.Н. Туполев и секретарь парткома мясо-молочного комбината им. Микояна Л.А. Винокур[135]. С последним Никита Сергеевич встретился еще раз во время Великой Отечественной войны на Сталинградском фронте. Винокур тогда являлся заместителем по политчасти командира 38-й отдельной мотострелковой бригады и участвовал в непосредственных переговорах со штабом фельдмаршала Паулюса. Переговоры эти закончились капитуляцией и сдачей в плен остатков группировки противника. Вспоминая потом совместную работу в Бауманском районе, Хрущев давал ему такую характеристику: «Очень задорный такой был паренек, еврей, энергичный и хороший секретарь партийной организации, инициативный человек» [136].
Заняв сначала пост секретаря МГК, а позже секретаря МК ВКП(б), Никита Сергеевич познакомился с отдельными представителями руководства Закавказской республики Л.П. Берией, Мир Джафар Аббас оглы Багировым, Н.А. Лакобой, заведующим ОРПО МК Г.М. Маленковым, директором автозавода им. Сталина И.А. Лихачевым, начальником управления Государственного союзного треста высшей парфюмерии, жировой, мыловаренной и синтетической промышленности П.С. Жемчужиной – женой председателя СНК В.М. Молотова. Будущего наркома авиационной промышленности СССР А.И. Шахурина он тоже знал с этих времен[137]. Хотя на дипломатические приемы Хрущев в то время не приглашался, столичный статус и новое положение позволили ему периодически общаться с зарубежными лидерами коммунистического движения – К. Готвальдом, М. Кашеном, П. Тольятти [138].
Внешность, культура речи, манеры – все это Хрущев использовал для формирования облика руководителя в соответствии с ожиданиями публики. Он вспоминал: «Ходили мы в скромной одежде, и я не знаю, имел ли кто-нибудь из нас две пары ботинок. А костюма, в современном его понимании, не имели: гимнастерка, брюки, пояс, кепка, косоворотка – вот, собственно, и вся наша одежда. Сталин служил и в этом хорошим примером»[139]. Шепилову, помимо ораторского искусства Никиты Сергеевича, запомнился его внешний вид и производимое им впечатление: «Хрущев был одет в поношенный темно-серый костюм, брюки заправлены в сапоги. Под пиджаком – темная сатиновая косоворотка с расстегнутыми верхними пуговицами. Крупная голова, высокий лоб, светлые волосы, широкая открытая улыбка – все оставляло впечатление простоты и доброжелательства. И я, и мои соседи, глядя на Хрущева, испытывали не только удовлетворение, но даже какое-то умиление: “Вот молодец, рядовой шахтер, а стал секретарем Московского комитета. Значит, башковитый парень. И какой простой…”»[140] Кольман, говоря о простоте и доступности Хрущева в 1930-е гг., использовал выражение «русская душа нараспашку»[141]. Однако ряд людей, столкнувшихся с Никитой Сергеевичем позднее, замечали иное. Например, Алексей Иванович Аджубей, в 19501960-е гг. работавший главным редактором таких центральных газет, как «Комсомольская правда» и «Известия», считал: «Он только казался простоватым человеком. Случалось, наигрывал простодушие. Но я часто видел, какими холодными, отчужденными становятся в гневе его маленькие темные глаза»[142]. Словно развивая эту мысль, О.А. Трояновский отмечал: «Много говорилось и писалось об эмоциональных вспышках Хрущева во время выступлений или бесед. Как правило, это были наигранные моменты. Он был неплохой актер, возможно, научился этому у Сталина, и мог хорошо изображать гнев, возмущение, презрение и другие эмоции»[143].
Склонность к практицизму бросалась в глаза многим, кто знал Хрущева с 1930-х гг. В.П. Пронин вспоминал: «Он способный практический работник, быстро схватывал предложения специалистов, старался их осуществить, но сам предложений, как правило, не вносил»
