140% - [90]

— Да, но это нормально, — Егор лёг в широкую постель и наблюдал, как жена, озабоченно сдвинув брови песочного цвета, ходит по комнате в тёплом свете лампы прикроватной тумбочки. — У них теперь много общего, ты так не думаешь?

— Я думаю, что моей дочери дорого обошлась вся эта ситуация, и то, что их отношения могут снова… Нет, это ни в какие ворота. Может быть, поговорить с ней?

— Она уйдёт в оборону. Не забывай, что она уже взрослый человек. Думаю, она уже сама давно сделала выводы. Ничего у них не будет, кроме детей.

Лида села рядом с ним и с болью во взгляде посмотрела на него.

— Как думаешь, что-то могло бы получиться, если бы ты его не заставил уехать?

— То есть ты обвиняешь меня? — холод в его голосе появился против воли.

— Я просто говорю факты. Ты не ответил на вопрос — как думаешь?

— Нет, ничего бы не было. Да, у них возможно сильное физическое влечение, но это часто бывает в молодости, без продолжений. Я говорил с Сергеем, и он признался, что у Матвея случился роман с одной столичной актрисой старше него, подругой Ольги.

— Господи, — выдохнула Лидия.

— Так что… это был бы вопрос времени. Сейчас главное, чтобы Тоня себе ничего не придумала.

— Может быть, ей сказать об этой актрисе? — предположила Лида.

— Я так подставлю друга, исключено. Всё-таки Матвей живёт в их доме в Москве.

— Да, ты прав.

Лида рассеянно развязала пояс тонкого халата и сняла его, оставшись в ночной рубашке с широкими бретелями — в низком вырезе была видна её большая красивая грудь. Егор прошёлся взглядом по чуть располневшей фигуре жены и улыбнулся — она оставалась совершенством даже с лишним весом и не подозревала об этом. Её чистое лицо можно было читать, как открытую книгу — Лида очень переживала за свою старшую девочку, считая, что её ждёт нелёгкая судьба.

— Знаешь, я тут подумала… А как бы я поступила на месте Тони, если бы так рано забеременела? Ещё в школе… Она очень сильный человек, это не может не восхищать. Думаю, я бы испугалась и не стала бы рожать. Она лучше меня.

Егор тихо рассмеялся, и глаза его, внимательно следившие за женой, заискрились.

— Хочу тебя успокоить — твоя дочь максималистка и идеалистка как раз в тебя. Ты себя недооцениваешь. Да, ей будет нелегко, она слишком много на себя берёт, но в конце концов такую девушку сложно не заметить. Мужчины… Я имею в виду не мальчиков, а мужчин, будут мечтать иметь такую жену.

Лида грустно улыбнулась.

— Но любит она Матвея, это ясно, как день.

— Это только вопрос времени.

* * *

Рома оказался в тупике. В душе стояли мрачные предрассветные сумерки в ожидании солнца, которое никогда не взойдёт. Ничего не радовало, абсолютно ничего. Он злился даже на Тоню, которая ему так помогала — причём безвозмездно. Его раздражала её жертвенность и стойкость. Глядя на неё, себя он чувствовал откровенной сволочью.

Сначала он поменял квартиру в надежде, что станет немного легче. Увлёкся ремонтом, убивался на работе, старался уделить внимание сыну по вечерам и выходным — подолгу гулял с ним, играл, и всё казалось, что сейчас вот-вот должно что-то произойти и наконец прояснеет вокруг. Но ничего подобного не происходило.

Однажды он возвращался домой позже обычного — нужно было помочь с ремонтом в кабинете главврача, и как обычно сойдя с автобуса и зайдя за остановку, наткнулся на подонка, который пытался отобрать сумочку у девушки. Та, странное дело, молча вцепилась в неё, игнорируя нож, которым размахивал урод в толстовке с глубоким капюшоном.

Рома как будто проснулся. В момент, когда адреналин наполнил кровь, он почувствовал, что живёт. От души размахнувшись и вмазав придурку по уху, небрежно выдернул сумочку из его руки и отдал девушке. Та всё так же молча кивнула и почти бегом кинулась к подошедшему автобусу. Но если бы это закончилось весело… Откуда ни возьмись из темноты вынырнули дружки урода, пытавшегося подняться с земли, и стали бить Романа.

Их было четверо, нескольким он успел ответить, потом в конце концов оказался на четвереньках на земле. Толпу разогнала остановившаяся неподалёку полицейская машина, ребята просто припарковались купить лимонада или кваса в магазинчике у остановки.

Рома сгрёб себя в кучу и пошёл домой. Отсюда было недалеко. Переодевшись и смыв кровь, он убедился, что у него много синяков и ни одного перелома. Только тогда он пришёл за Пашей, иначе пришлось бы полночи провести в БСМП, убеждая полицию, что не он виноват, а его избили. Они частенько путали грешников и праведных, это да.

Тоня не могла из него выдавить, что произошло, и не хотела отдавать ему ребёнка, чем очень сильно разозлила его. Она в последнее время раздражала его больше других людей.

Глубокой ночью, когда малыш уже спал у себя в кроватке, а Рома лежал на диване без успеха уснуть — саднили глубокие раны и синяки, оставленные ногами местных гопников, он пытался проанализировать, почему так не справедлив к Тоне. Она же хороший человек, а он позволяет себе грубить ей, не сдерживаясь. Эти мысли не давали ему покоя, и что дело было не в ней, Рома смутно догадывался.

Ему особенно неприятно было видеть на пороге Тони снова смазливую рожу Золотого мальчика. Рома совершенно не понимал, зачем Матвей приехал и стал изображать из себя доброго папашу. У него в Московии всё было отлично, в этом не приходилось сомневаться, так в чём же дело? А дело было просто в том, что Золотому мальчику хотелось про себя думать хорошо, ну и заодно проверить силу собственного влияния на бывшую девчонку.