140% - [79]

Он почти всё время жил у Лиды, иногда только забегая домой за какими-нибудь вещами. Его квартира была много больше и удобнее, но мужчина понимал, что пока никто из них не готов переехать к нему. Для этого должно пройти время — Тонины сорванцы подрасти, Тёма свыкнуться с мыслью о том, что у него теперь есть отчим, а Лиде успокоиться и оставить дочь в квартире одну. Тёму они, конечно, заберут с собой.

На работе весь коллектив долго бурлил и обсуждал то, что он женился на Каревой. Злые языки роняли насмешливые вопросы — когда ему надоест? Или — как она посмела его заставить беременностью? Но Егора это мало волновало, он продолжал свою работу, и очень успешно.

О Лиде ему хотелось заботиться и оберегать — она стала уже большой и неповоротливой — его дочь, которую она носила, обещала быть крупным ребёнком. Егор каждый день, засыпая рядом с женой, удивлялся, как же бог распорядился его жизнью — никогда раньше он бы не представил, что у него когда-нибудь будет и дочь.

Егор спрашивал себя, что он чувствует? И с теплотой в душе отвечал — счастье.

Счастье, когда есть любимая, и она рядом, и носит твоего ребёнка. Счастье, когда он перестал жить, просто переставляя фигуры на шахматной доске, как это было с сыном. Счастье, когда каждая мелочь — такая, как улыбка крохи-внука, вдруг заряжает любовью на целый день.

Ему надо было многое сказать сыну, признаться в том, как он был не прав. Но тот совсем не шёл на контакт даже по скайпу. У Егора уже появились мысли поехать в Москву, но неожиданно Матвей позвонил сам.

Это случилось в конце января. Весь город утонул в сугробах, и даже на работу пришлось два дня не выезжать, потому что дороги не успевали чистить — настолько сильный был снегопад. Занятия в школе отменили, и Тёма с удовольствием проводил время, играя в приставку вместе с «дядей Егором». Смилостивившись, мальчик так стал называть отчима. Игровую приставку они установили на новом большом телевизоре в детской, где Тёма теперь жил один, ведь Тоня с сыновьями заняла гостиную.

— Ваш телефон звонит, — сказала Тоня, придя с кухни, и быстро скрылась в своей комнате, хотя никто из детей не плакал. Что-то мелькнуло в её взгляде затравленное, и Егор удивился, почему. В последнее время отношения с Тоней у него были мирными и иногда даже дружескими.

Он предложил Тёме сыграть самому и пошёл за телефоном, оставленном на кухне. На дисплее светилась фотография сына, именно поэтому Тоня так посмотрела на него.

— Да? — коротко спросил Егор без эмоций.

— Привет, — показалось, что голос у Матвея уставший.

— Здравствуй, — спокойно ответил отец. — Какими судьбами?

— Как у тебя дела? — произнёс встречный вопрос сын.

— Лично у меня хорошо. Как у тебя?

— Тоже неплохо, учусь, как ты и хотел.

— Молодец. И как оно — не тяжело? Говорят, у тебя ни секунды лишней, говорят, забыл обо всём.

— Именно так, — хрипло ответил Матвей. — Ну… я рад, что у тебя всё хорошо… Ты Тоню видишь?

— Конечно.

— Передавай ей от меня привет и…

— Почему сам не позвонишь и не поговоришь? Что с тобой случилось — истерика? — голос Егора наполнился металлом, как и раньше при разговорах с сыном. Мужчина зажмурился от этого, понимая, что последует дальше.

— Да, наверное. Ладно, всё, пока, — и Матвей бросил трубку.

Егор не на шутку разозлился на сына, что не сразу пришёл в спокойное состояние и вернулся к Тёме доиграть. Парень вёл себя, как бесхребетный идиот, и это выбивало из колеи. О том, что он сам этого хотел, Егор не вспоминал. Теперь, по его мнению, Матвей должен был не уходить в глухую оборону, а принять ответственность за Тоню и за детей. Зачем строить из себя тринадцатилетнего подростка, ни с кем не общаться и мучить девчонку? Ей и так нелегко. Мог хотя бы поддерживать, общаться, изредка приезжать.

Лида, выслушав его речь негодования, тяжело вздохнула. Она тоже считала, что Матвей не прав, и поймёт он это только через много лет, но свою голову никому не приставишь.

— Да, мне тоже жалко, что он так обнадёжил её, а потом… Она теперь совсем не будет мужчинам доверять, и вряд ли выйдет замуж, если и будут звать, — горько сказала Лида.

— Это моя вина, — твёрдо произнёс Егор. — И я это и исправлю.

— Но что ты можешь сделать?

— Я поеду и поставлю ему на место мозги. Я почувствовал — он колеблется, тяготится чувством вины, и это уже плюс.

— Ты можешь всё только усугубить, — нахмурилась она.

— Нет. Я знаю своего сына, может быть, именно этого он и ждёт от меня.

— Чего? Промывки мозгов? — чуть улыбнулась она.

— Чтобы я признал свою вину.

Он подошёл ближе к своей жене и обнял её, чувствуя, как большой живот разделяет их. Мысли его были с девчонкой, которая сейчас плакала в соседней комнате, он был глубоко виноват перед ней — это был безжалостный факт.

* * *

Последние три недели до родов я жила и мучилась. Спать я уже нормально не могла, поминутно хотелось в туалет, тело затекало, стоило мне улечься поудобнее, но всё это было ерундой по сравнению с тем, что творилось в душе.

Бесконечные вопросы «почему» я сначала задавала ему в переписке, потом просто себе лично, и мой мозг, не расслабляясь, пытался найти ответ на этот вопрос. Наверное, если Матвей написал бы мне хоть одно слово, я бы проще и спокойнее приняла его решение уйти из моей жизни, но он никак не объяснил, и это мучило больше всего. Я передумала всё — в голове даже крутилось жалкое — его заставили, но это было смешно. Он взрослый мальчик, и по-взрослому решает, как ему жить.