140% - [77]

Большая часть уже начинала стираться из памяти, я тяжело дышала и наверняка задремала снова, потому что в следующий раз, когда открыла глаза, надо мной стояла мама и тревожно трясла меня. Солнце уже ушло в закат — значит, я проспала полдня.

— Что с тобой, сурок? — спросила она, немного успокоившись. — Как дети?

— Нормально, — потянулась я, услышав с двух сторон активные пинки в бока — они оба были не тихони и хотели есть. — Снились плохие сны.

— Это от гормонов, — махнула мама и исчезла в спальне.

Она сама уже прилично округлилась, но даже несмотря на то, что лежала в больнице на сохранении, ни с кем не обсуждала то, что беременна. Я видела в её глазах, что она очень переживает, что и себе не разрешает много думать об этом. Папа перестал у нас бывать после того, как узнал причину болезни мамы, из-за которой она попала в больницу. Ребёнок был Егора, отца Матвея, потому она и прятала голову в плечи, считая, что у них нет будущего.

Сказать, что Матвей удивился, когда я ему сказала, означало ничего не сказать. Он заявил, что не ожидал от своего предка такой прыти. И ещё говорил, что у них всё равно ничего не будет. Я не стала спрашивать, почему он так думает.

Медленно переместившись во второе стратегически важное место дома — кухню, я с удовольствием пожарила себе яичницу, потому что больше ничего, абсолютно ничего не ела, другая еда вызывала тошноту и отвращение.

Мама после душа налила себе чаю и села рядом со мной за стол. С одного взгляда я поняла, что она плохо спит — под глазами набрякли мешки.

— Тёма скоро с плаванья придёт, надо его кормить, а у меня что-то живот разболелся, — тихо, горько сказала она.

— Так пойди, приляг, я его покормлю, — предложила я.

Она ушла, а у меня всё напряглось внутри. Ей нужно больше отдыхать, раз беременность протекает с угрозой, и она чувствует боль. Конечно, я в этом мало что понимала, но уже кое-что знала.

Скоро прискакал брат, долго и взахлёб рассказывал о том, как их сегодня возили на экскурсию в новый медиа-парк, а поев, пошёл делать уроки, уныло хныкая из-за своей лени, как маленький. Мне не терпелось заглянуть в свой телефон, не написал ли Матвей про впечатления от морга, но я аккуратно помыла посуду, убрала всё на кухне и пошла к маме.

Она спала прямо в халате, так ничего и не поев.

Матвей не написал ничего. Ни сегодня, ни на следующий день, хотя заходил в ватсап и читал мои сообщения. Я спрашивала, куда он пропал? Я спрашивала, что случилось?

А потом перестала.

* * *

Тоня родила в середине декабря, 14-го, в 35 недель. Мальчишки оказались крупными, и поэтому им не понадобилась палата интенсивной терапии. Их подержали под кислородом ровно сутки, понаблюдав, и перевели в палату к маме. Девушка была растеряна, но не испугана. Рядом была мама, приходила в роддом каждый день, да и персонал весь помогал, как мог — все знали, что мужа у девчушки нет, а тут ещё и двойня. Многие женщины-медики в открытую задавали вопрос — почему она не сделала аборт, узнав, что у неё двойня, ведь это сумасшествие — рожать двоих детей себе самой в восемнадцать. Тоня злилась на таких и замыкалась в себе. Было заметно, что она стала жёстче, и Лида винила в этом Матвея.

По каким-то ему ведомым причинам он перестал поддерживать связь с девушкой. Она сразу увяла, уйдя в себя, как в те кошмарные дни начала её беременности, когда стала похожей на мрачную тень. Лида всерьёз переживала за её душевное состояние, старалась не бросать её надолго одну, пока Тоня не сказала: — Мам, ты не волнуйся, я не сумасшедшая, мне мои дети дороже всего на свете, не бойся за меня.

Накануне родов они с Тоней ходили по магазинам и купили много красивых вещичек для мальчиков, присмотрели двойную коляску — настоящий лимузин. Нужно было покупать и две кроватки.

Лидия по-прежнему не говорила о своей беременности, как будто её не было. Чувствовала она себя неважно, но редко признавалась в этом. Старалась только больше отдыхать на работе, её там лишний раз и не трогали, в операционную звали редко. Дома часто случалось так, что она ложилась прилечь и не вставала до утра — дети справлялись сами.

Она беспокоилась за дочь, за то, что девушка очень переживает странные отношения с Матвеем. Хотя в его поведении не было ничего необычного. Просто он передумал.

Когда, в какой момент это произошло, кто его убедил, или может быть, что, но он понял, что не готов стать отцом двум детям и нести бремя ответственности мужа или хотя бы гражданского мужа. Он испугался, вот и всё. С мальчиками его возраста это часто случается. Да, он казался серьёзным и сознательным, но жизнь в далёкой Москве отодвинула Тоню на задний план жизни.

Егор же оставался верен себе. Он приезжал за ней после работы и отвозил домой каждый день. Часто они ехали к нему, но Лида больше не оставалась у мужчины ночевать, близости она избегала по причине угрозы выкидыша и просто боялась. Он не давил на неё, просто был рядом и помогал. На работу ранним утром он тоже приезжал за ней.

Лида была удивлена и спрашивала себя, на сколько его хватит и что для него — так тесно общаться с ней, ведь было понятно с самого начала — он не хотел постоянных и долгих отношений. Странно, но они с Егором это не обсуждали, она не могла себя заставить поговорить об этом. Лида просто плыла по течению.