140% - [56]

Никита приходил всегда, сколько они жили вместе, домой поздно. Он много работал, и зарабатывал не мало, но когда переехал к бывшей жене на время ремонта, стал почему-то приходить в восемь вечера. Для него это было рано.

Она ни о чём не спрашивала, в душе желая ему поскорее съехать в своё жильё, потому что Тёма снова привыкал к отцу, и вечерами они часто играли в шахматы, шашки или карты, не говоря уже об уроках — Никита занимался с сыном математикой и гордился его высокими оценками.

Каждый вечер напоминал Лиде прошлую жизнь, но она как будто наблюдала за ней со стороны, не участвуя. Мысли заняты были совсем другим человеком, да и дочь тоже была поглощена своими мыслями, редко выходила из дома и постоянно сидела за книгами.

Никита взял в привычку приходить к ней на кухню, когда она готовила или ужинала, и разговаривать. Лида это воспринимала спокойно, иногда лишь напоминая ему, что они уже не муж и жена, и она — птица свободного полёта, и вольна делать всё, что захочется. Он злился, уходил в гостиную, и пару дней она его не видела. Но потом всё повторялось снова — ему было видимо сложно представить, что женщина, всю жизнь заглядывавшая ему в рот и принимавшая его авторитет, вдруг делает по-своему.

А в один из летних душных вечеров, когда дети уже легли спать в своей комнате, Тоня сейчас стала раньше ложиться, и не приходилось даже переживать, где она пропадает среди ночи; Никита пришёл на кухню улыбающийся, взволнованный, и вдруг подошёл, обнял, крепко прижав Лиду к себе, и поцеловал.

Она сначала не могла оттолкнуть его, тело как будто прострелило странное чувство узнавания, всё-таки этого мужчину она любила всю свою жизнь до того, как он решил, что им пора расстаться. И вот сейчас, когда её всерьёз заботили новые непростые отношения, Никита снова пытался сблизиться.

— Что это? Проверка собственника? — разозлившись, сказала она, от души толкнув его в грудь.

Он насмешливо смотрел на неё своими зелёными глазами, замечая сбившееся дыхание и красные пятна на щеках и шее.

— Ты хочешь меня, — заявил он и усмехнулся ещё шире.

Лиде впервые в жизни захотелось его ударить.

— Я хочу послать тебя подальше. От моей семьи. Завтра же уходи отсюда, я замки сменю, — зло процедила она и убежала в спальню.

Перед глазами стояла его самодовольная усмешка, и самое страшное было то, что он был прав — к нему она тоже испытывала что-то. Всё еще испытывала, ощущая себя слабой бесхребетной дрянью.

Егор перестал звать её к себе, редко подвозил домой, на работе — сплошной официоз. Лида понимала, что нужно сделать над собой усилие и поговорить с ним, но не могла. Просто она бесконечно жалела себя и думала, что нужно увольняться, потому что быть рядом с ним невыносимо. Да, она влюбилась, со времени их свидания на базе отдыха прошло всего три недели, а ей казалось — года, так тяжело было видеть его равнодушие и заигрывания молодых специалистов.

Лида настолько зациклилась на себе и своих проблемах, что когда ей позвонили с незнакомого номера и сообщили — Тоню привезла на скорой в БСМП-2, женщина сразу поняла, как давно она не интересовалась дочерью и сыном на самом деле.

2

Лето стало поджаривать всех на своей сковороде. Ещё до того, как поднималось солнце, в воздухе разливалась душная смесь влаги и пыльной взвеси — где-то на западе шли грозы. Окна везде были распахнуты, и сверчки в этом году сошли с ума — не замолкали ни на минуту.

Шел июль, город опустел, а те кто остались, мечтали о морском прибое на рассвете.

Я стояла в больничном коридоре и наблюдала через раскрытое окно, как по дороге далеко внизу медленно, сонно, едут машины. Солнце не спешило подниматься, и зеленовато-розовое свечение еле улавливалось глазом.

Мне не спалось. В палате было душно, и предстоял неприятный разговор с мамой, я волновалась.

Вчера меня привезли сюда на скорой прямо с улицы, я всё валила на жару, пока не пришёл доктор и не прощупал меня, лежащую перед ним. Доктор был молодой, но с проницательными глазами, спросил, сколько у меня нет месячных. Я не смогла ответить, я просто расплакалась и попросила маме ничего не говорить. Знаю, что выглядело это в огромной смотровой глупо. Вокруг суета больницы скорой помощи, я на каталке, потому что меня подобрали на улице, я долго не приходила в себя, и тут выясняется…

— У тебя уже приличный срок, солнце моё, — ласково сказал он. — Готовь имя своему маленькому.

— На УЗИ Кареву срочно, — громко распорядился он медбрату и отошёл.

Лёжа в тёмном кабинете под пиканье и гудение аппаратов, я почти не слышала, что говорят врачи, пока узистка не вскочила и не позвала кого-то «посмотреть». Я ощутила уже знакомый холодок нехорошего предчувствия — со мной или с ребёнком что-то не так.

Обречённость. Вот что ещё было у меня внутри, хотелось зажмуриться и не открывать глаз.

Но оказалось совсем другое.

— Да, это два сердцебиения, два плода, посмотри, как хорошо видно. Плацента у них одна, близнецы.

Мне захотелось привстать и убедиться, что говорят обо мне, а врачи между тем елозили по моему животу датчиком и улыбались.

— Ты знала о том, что у тебя двойня? — спросили они у моего бледного испуганного лица. — А мама вообще знает?