100 лет без любви - [88]

— С удовольствием! — вложила она в них свои.

Из сомкнутых ладоней вырвался дым воспоминаний. На этот раз они отпускали его не так далеко, а лишь до того места, где и обитала хозяйка этих воспоминаний.

— Что теперь будет? — спросила Марина, когда ритуал подошел к концу, а все атрибуты были снова спрятаны в надежное место.

— Теперь осталось только ждать. Она не вспомнит все и сразу. Память будет возвращаться к ней по крупицам. Но никакая магия, даже самая сильная, теперь не сможет этому помешать. Нам же остается только ждать и помогать, если потребуется.

* * *

— Женечка, родная, ты не достанешь мне вазу с серванта? А то стара я уже по стульям карабкаться.

— Один момент, бабуля!

Стул шатается под ней, потому что старый уже, ну и пусть. Главное, не разбить вазу, ведь она дорога бабуле, как память. Только вот, она не помнит, кто подарил вазу бабуле. А может, это случилось еще до ее рождения…

Уйди, противный туман! Зачем ты застилаешь все вокруг, не позволяя разглядеть ту, чей голос кажется таким родным, что выворачивает душу наизнанку?

— Женька, ну долго ждать тебя?! Билетов же не достанется, а я так хочу посмотреть это кино. Жди потом, когда появится в интернете.

— Иду уже, иду, глаз только докрашу.

— Да плюнь ты на этот глаз — они у тебя и так красивые…

Какой заразительный и знакомый смех. Кто же это смеется, и с кем они собираются идти в кино? Почему она опять продирается сквозь туман, в котором ничего не видно?

— У тебя красивые глаза и редкий голос — низкий с хрипотцой.

— А у тебя красивые сильные руки. Как у хирурга или пианиста…

— Как у ювелира, ты хотела сказать? — смеется и обнимает ее.

Пахнет так приятно и знакомо. А на его груди так надежно, словно ни единая беда тебе теперь не страшна. Есть же он, рядом, всегда. Он защитит и спасет. Или спасет и защитит. От всего!

Кто же ты? Почему и его она не видит. Кто ты?!.

Женя проснулась от собственных мычаний, в которые вылились слова, что пыталась сказать и не могла. Во сне всегда так. Она вспотела как при болезни. А ведь в комнате совсем не жарко. И за окном еще ночь.

Она встала с кровати и как была босая прошла к окну. Холодные доски пола приятно охладили ступни. Ветерок, врывающийся в комнату через открытую форточку, осушил лицо. Но мысли продолжали лихорадочно биться в голове, тесня ту.

Кто все эти люди, что говорили в ее сне? Почему их голоса кажутся ей такими родными? Особенно мужской. Во сне ей казалось, что еще чуть-чуть, и она узнает его. Вот-вот туман рассеется, и она увидит лицо. Ведь это тот, кого она любит. Или, быть может, любила когда-то. Но нет! Она любит и сейчас, только никак не может вспомнить, кого.

Воздуха не хватало, даже когда Женя встала на мысочки и приблизила лицо к форточке. В тесной крохотной спальне она задыхалась. И ноги сами ее понесли на улицу — как была, в ночной рубахе. Разве что, платок со стула прихватила и накинула на плечи.

Улица встретила ночной прохладой. Разгоряченной голове сразу стало легче.

Женя присела на ступеньку крыльца и закуталась в платок, чтобы не простыть. На небе все еще ярко светил месяц, но совсем скоро уже начнет заниматься рассвет.

Сна не было ни в одном глазу, а мысли в голове продолжали хаотически плескаться, подкидывая фрагменты сна. И сон-то был какой-то странный. Она запомнила каждое слово из него. Все голоса продолжали звучать в голове Жени и не переставали казаться знакомыми. Но как ни силилась, ничего вспомнить не могла. А душа внутри нее томилась и словно молила выпустить ее, позволить найти тех, кого потеряла.

В какой-то момент ей снова стало жарко от всех тех эмоций, что теснили душу. Тогда Женя скинула платок и расшнуровала ворот рубахи. Такой ее и застала Пелагея.

— Чего это ты полуночничаешь? — строго спросила она и потянула Женю за руку, заставляя встать. — Нечего сидеть на холодном. Застудишься, лечи тебя потом. Да и негоже девке студить то самое место.

— Муторно мне, матушка, — призналась Женя.

Она хотела хоть с кем-то поговорить о том, что видела и чувствовала. Но не было у нее ни подруг тут, ни доверенного человека, с кем могла бы поделиться. Одна родная у нее — Пелагея, ей и решила пожалиться.

— Отчего же? — вгляделась та в ее лицо.

— Сон видела… странный. Непонятный и пугающий.

— Расскажи, — велела Пелагея. — Только, в дом пойдем, воздух стылый ночью.

В большой комнате Женя хотела опуститься на диван, но Пелагея не позволила.

— Садись за стол, — велела она, прибавляя огня в лампе, фитиль которой тлел всю ночь. «Негоже погружать дом в темноту, — говорила колдунья. — Свет разгоняет духов, а тьма их привлекает». Эта фраза напугала Женю, и по ночам она старалась не заходить в большую комнату. Благо, в ее спальню можно было попасть и из сеней. Но больше всего она боялась большого круглого стола с мерцающим по центру магическим шаром. И сейчас, когда садилась за стол, шар этот пугал всего сильнее.

— Расскажи мне свой сон, — повторила Пелагея, усаживаясь напротив нее.

Женя, как могла, поведала ей то, что видела, а вернее, слышала.

— Узнала ты голоса те? — настороженно поинтересовалась Пелагея.

— Нет, но все они кажутся мне знакомыми, родными. Они до сих пор звучат в моей голове. Не проснись я сразу же, могла бы их узнать, наверное…