Знание-сила, 1997 № 06 (840)

Ежемесячный научно-популярный я научно-художественный журнал для молодежи

Издается с 1926 годя

"ЗНАНИЕ-СИЛА” ЖУРНАЛ, КОТОРЫЙ УМНЫЕ ЛЮДИ ЧИТАЮТ УЖЕ 70 ЛЕТ!

Идея первой страницы обложки (автор А. Добрицын) навеяна поэтикой компьютерных образов, которым посвящена тема номера.

Хочу поблагодарить вас за публикацию очерка Б. Шубиной «На том месте земля была липкая» в № 10 журнала за 1996 год. Мне довелось быть не просто свидетелем, но и почти участником тех событий (я тогда служил в армии, в Московском гарнизоне). Честно говоря, вспоминать обо всем этом нет сил, слишком тяжело, но могу сказать, что в повествовании Шубиной есть та главная правда (подчас ее трудно определить словами), которая свидетельствует о том, что автор пережил все описанное изнутри, на собственной шкуре, что называется, а затем нашел нужные и точные слова, чтобы рассказать об этом нам. Пожалуй, кроме «Независимой газеты» еще никто не посмел сказать такую правду! Для власть предержащих она неудобна, никчемушна и вообще... зачем? Зачем поминать старое? Было и быльем поросло...

Но нет, такое не забывается. Его просто нельзя забыть, а если забудешь — после такой вот публикации почувствуешь себя если и не предателем, то уж подлецом точно. Столько людей полегло! И за что, главное?! Во имя амбиций так называемых политиков! А может, за «народное счастье»? Или за «демократию»? Или за «патриотическую идею»? Нет, все — в кавычках, сплошных кавычках, ибо цена одной-единственной человеческой жизни неизмеримо выше всяких идей и прочих умозрительных вещей.

«За что?» — чудится немой вопрос автора. За что всем нам такое горе, такая кара Божья? За какие грехи? А может, и заслужили — потому, что не уберегли державу от распада и раздрая?

Не знаю, этот вопрос слишком непростой. Это уже, как говорится, тема для другого письма. А пока еще раз позвольте поблагодарить за такую достойную (масштаба тех событий) статью и пожелать всем авторам журнала творческих успехов. К сожалению, у нас в Североморске «Знание — сила» можно достать лишь по случаю, но случай как раз подвернулся (я был в Архангельске, где сдавал сессию, будучи студентом-заочником), и вот... теперь пишу вам.

Всего хорошего! Владислав ЗАВЬЯЛОВ, 24 года, один из немногих оставшихся на госбюджете в этом сплошь приватизированном государстве...

«Положение во гроб» (из праздничного чина) XV век. Новгородская школа

Александр Семенов

Первый раз я выехал за границу в 1984 году. В те неправдоподобно далекие времена любой выездной счастливчик должен был непременно пройти мелкоячеистое сито пяти, а то и семи комиссий, чтобы получить разрешение ехать работать. Можно написать роман об унижениях и комических случаях, сопровождавших этот нелегкий процесс. Но время то ушло, и молодому поколению сегодня совсем неинтересно, как все тогда обстояло. Причитания старших воспринимаются подобно ужасам гражданской войны: страшно, да не про нас. А зря, времена-то меняются, причем очень быстро и часто в неожиданном направлении.

Но я не об этом. Теперь ученые получили возможность беспрепятственно ездить за вожделенную границу. К сожалению, все хорошее обычно соседствует с какой-нибудь пакостью: открылись границы — кончились деньги на науку, можно ездить, да не на что. А работать надо — и дело делать, и семью кормить. Те, кто поумнее, организовали банки и концерны, а тем, кому просто нравилось заниматься наукой, пришлось выкручиваться. Вариантов было немного: либо сразу «сваливать за бугор», либо ездить туда-сюда. Второе - невероятно сложно, особенно с детьми. Я сам через это прошел и прохожу в данный момент, поэтому сужу со знанием дела.

Вот послужной список моих командировок: четыре месяца в Гамбурге (пункт А), год в Москве (пункт В), год в А, год в В, полтора в А, год в В, полгода в А — тут моя половина не выдержала. Есть хорошая поговорка о том, что один переезд равен половине пожара или наводнения, у нас же за семь лет их было не меньше десятка. Теперь я в очередной раз сижу один в Гамбурге, тоскую без семьи и, когда не спится, размышляю о судьбах российской интеллигенции.

Конечно, при наличии определенного количества денег можно снимать хороший дом с удобной обстановкой и прочим обычным западным комфортом. Но большинству русских, особенно в Европе, платят не слишком много. Приходится экономить, снимать квартиру подешевле, обзаводиться дешевой утварью, чтобы через год ее выкидывать и в следующий раз начинать все сначала. Никого ведь особо не волнует, как и где ты устраиваешься.

Так вот, после очередного «пожара» супруга сказала мне, что больше не может жить «как на вокзале» и надо основаться на одном месте — либо там, либо здесь. Я выбрал «здесь», то есть в России, и совсем не уверен, что поступил правильно. Просто меня сильно тянет наша языковая стихия. В одной из эмигрантских газет Берлина я вычитал эпиграф «Наша Родина — русский язык» — полностью под ним подписываюсь. А так ли у других — из тех, кто уехал?

Язык не поворачивается сказать про них «навсегда», да и сами они за редким исключением никогда не говорят о себе, что уехали безвозвратно. Примеров у меня много, причем из самого ближайшего окружения — с кем учился, с кем работал. Трое в Канаде, четверо в США, двое в Англии, один в Австралии, двое в Германии, двое во Франции, трое в Италии, один в Норвегии. Все занимаются физикой элементарных частиц. Я встречаюсь с ними на конференциях, обмениваюсь письмами по компьютеру. Никто из них не стал канадцем или американцем. Все очень живо интересуются, как там дела в Москве, в институте. Я вижу, что им не хватает прежнего общения, прежних компаний, но шансов на то, что они вернутся, практически нет. Они не стали тамошними гражданами, но их дети — станут, в этом нет сомнений. Ребята ко всему привыкают гораздо быстрее. Я сам наблюдал, как двое моих детей за полтора года в немецкой школе полностью адаптировались и прекрасно там существовали.