Стены здания пульсировали, откликаясь на движение, ритм, мелькающий свет и биение сотен сердец. Клуб притаился в тени столичного комплекса «Руси» на возвышенности, внутри которой в прохладном полумраке пустовала парковка. Элитарное заведение «На холме» также принадлежало государственной корпорации «Русь». Здание было вынесено за пределы гигантского комплекса госкорпорации и должно было считаться «нейтральной территорией».
Приближалась жаркая полночь очередной пятницы — седьмое августа. Офисные ярусы гигантских высоток закрылись на уборку и профилактику и те, кто мог позволить себе спустить за ночь суммы, эквивалентные годовым зарплатам своих подчиненных, находились здесь. Непосредственная близость центрального комплекса «Руси», выделенное госкорпорацией элитное полицейское подразделение, а также совершенные охранные системы надежно оберегали главных налогоплательщиков страны от нежелательного внимания, случайных опасностей и преднамеренных покушений.
Круглая зала третьего этажа была погружена в розоватую дымку и полумрак. Кондиционеры ежесекундно отфильтровывали запах разгоряченных тел, алкогольные пары, сигаретный и кальянный дым, наркотическую взвесь, запах еды и рвоты, духов и синтетики, дыма и секса, триллионы болезнетворных бактерий и практически неуловимый запах, от которого никто из присутствующих здесь и не думал открещиваться — запах денег.
Громыхала музыка. Рядом сидящий собеседник не услышал бы и пары слов, если бы слушал собеседника, а не вшитый в слуховой канал имплантат. Говорящий надорвал бы связки, пытаясь донести что-то до окружающих, если бы не вживленный в горло переговорный чип. Посетители могли расслабленно прикрыть глаза, но не переставали видеть окружающее пространство. Они могли и вовсе исчезнуть, не вызвав ни обиды, ни недоумения. Реальный ли человек перед тобой, проекция или новомодная, практически неотличимая от живого человека кукла от Toshiba Robotics — не имело никакого значения. Свобода в выборе формы социальной активности была одной из немногих свобод, горячо отстаиваемых гражданами и защищаемых государственными и жизнеобеспечивающими корпорациями.
Зал был полон. Был ли он наполнен посетителями или боты[1] «На холме» создавали иллюзию многолюдности, тоже никого не интересовало. Посетителям клуба нравилось находиться среди своих, а потому зал был перманентно полон: в любое время суток, рабочей недели и года. Смешанный лес тел колыхался в танцзоне напротив сцены с тремя девушками-заводилами. У бара за задней стеной сцены сидели, погрузившись в свои миры, неотличимые друг от друга клерки. По окружности стены, отделенные от зала пурпурной проницаемой пеленой, размещались кабинки. На мягких бордовых диванах в одной из них сидели трое.
В полумраке сквозь дымовую завесу могло показаться, что эти трое идентичны. Белые рубашки на мужчинах и белая блузка на женщине, у всех закатаны рукава и раскрыты вороты. Между пальцами отдельно сидящего брюнета — дымящаяся сигарета. В руке женщины — электронный аналог с курительной смесью, а на талии — рука расположившегося рядом долговязого мужчины в очках. Они были молоды и веселы; приросшие к лицам маски достатка и беззаботности скрывали эмоции и мысли. Их чат[2] был закрыт для посторонних, а статус не позволял вклиниться в разговор, просто оказавшись рядом. Их что-то отличало от посетителей соседних кабинок, но понимание этого отличия приходило не сразу: эти трое разговаривали:
— Кудасов, слышал Верблюдова? — звонкий женский голос осел от тяжелых паров, ворвавшихся в горло с непривычным напором. Закашлявшись, она посмотрела на сигару и отбросила ее: — Дрянь! Повышение продаж? Ха! Это хуже советских папирос!
— В советских папиросах был хоть какой-то процент табака! — засмеялся мужчина напротив.
— Ты пробовал?
— Ты накинула мне лишнюю сотню? — он помолчал, затягиваясь с видимым удовольствием, — нет, Лид. Но полагаю, они были лучше этого, — он продемонстрировал собственную сигарету.
— Какой верблюд? — запоздало спросил сосед женщины.
— Рекламщик Найка.
— Этот пидр позорит компанию…
— Тебя же оштрафуют! Оскорбления! Миша, слышал его?
— Петьку или Верблюдова?
— Фу, не произноси эту фамилию! — Лида озабоченно схватилась за лоб. — Почему не сменит ее?
Она нервно засмеялась, но тут же успокоилась. Михаил с любопытством наблюдал за знакомой, даже не пытаясь предугадать, куда дальше прыгнет ее плохо связанная, хоть и многослойная мысль. Лида снова заговорила:
— Если станешь персоной года, снимешься?
— Зачем?
— Будешь лицом… везде! И деньги. Это круто!
— Вряд ли, — он качнул головой, лениво затягиваясь, и обратился к другу напротив. — Ты действительно считаешь, что Верблюдов позорит Найк?
— Я так сказал?
— Да, было! — подтвердила Лида и вынула из его пальцев низкий стакан с янтарной жидкостью, подсвечивающей столешницу вокруг.
Михаил просматривал меню, но собеседники не могли заметить неуловимой дрожи зрачка. Перед его взглядом с соблазнительной недостоверностью красовались аппетитные блюда, развлекательные сервисы, легальные наркотики и «особи», в соответствии с законом — исключительно антропоморфные, а с натуральной или электронной начинкой — уже выбирал арендатор.
