1. КАК НАНИМАЮТСЯ В РАБСТВО
Человек, чьи романы выходят под чужими именами, делится своим опытом… Или - антиопытом?
Балконная дверь настежь открыта в лето. Никакой вентиляции: комната и улица - два сообщающихся сосуда, заполненных гарью транспортной загазованности. Страдаю, однако, не от тридцати градусов в тени - сильнее мучит подступающий с ножом к горлу финансовый вопрос. С тех пор, как я бросила надёжную, но малооплачиваемую должность ассистента кафедры патанатомии и ушла на свободные литературные хлеба, заработки имеют свойство то исчезать, то появляться. "Литературная газета" платит неплохо, но материалы мои там печатаются нечасто. Да и, если начистоту, скучновато мне туда писать о феминизме, здравоохранении, мелком бизнесе, судебной системе… Для бульварного изданьица "Знак судьбы" писать статьи о великих мастерах жанра ужасов - не скучно, но за них платят мало. Товарищ Шаккум, с чьей газетой "Социалистическая Россия" я сотрудничала в период шаккумской избирательной кампании, мог бы составить скромный, но регулярный источник дохода - но увы, избирательная кампания кончилась, время радикальных статей - вместе с ней. Муж тяжело работает: по 14 часов в сутки на ногах за лотком православной литературы. Мне мало стирать ему рубашки и готовить ужин, надо вносить свой вклад в семейный бюджет… Но - как?
– Ну почему бы тебе не получить специальность врача-косметолога? - давит мама, недовольная тем, что я сделала "адью" медицине. - Хорошая работа, всё время на людях…
Маму понять можно. Точнее, понять её, нормального человека, легче, чем меня, человека, с любой общественной позиции, ненормального. Как ответственный родитель, она составила для ребёнка, то есть меня, программу-максимум: к тридцати годам дочка должна выйти замуж, иметь детей, каждое летнее воскресенье ездить на дачу, каждый будний день ходить на приличную работу и красоваться в кругу сотрудниц - благополучная, полная (с точки зрения мамы, родившейся в голодный военный год, полнота - синоним здоровья), украшенная золотом с бриллиантами и одетая в пристойный трикотажный костюм. Всё это, с точки зрения мамы, выражается одним словом: "пристроена". Я - не пристроена, так как из перечисленных пунктов выполнила всего один: вышла замуж. К работам, предполагающим ежедневное хождение на работу и пребывание в коллективе, питаю отвращение, вместо дачи летаю по библиотекам и Интернету, вместо семидесяти килограммов вешу пятьдесят четыре, выгляжу так, что в одной и той же одежде меня принимают то за монашку, то за ведьму, то за хиппи. В глубине души я подозреваю, что моя драгоценная мамочка (в молодости, единственная из всего её окружения, увлекавшаяся научной фантастикой) совсем не проста, что такой, какая получилась, я ей нравлюсь гораздо больше, чем если бы совпадала с её идеалом, что она мной гордится по-своему… Но вот что касается заработка, мама - кремень. С семнадцати лет, когда мама пришла работать на завод, она обеспечивала себя полностью и мне того желает. Я и сама понимаю: стыдно, когда в тридцать с лишним человек не в состоянии заработать себе на полноценную жизнь.
Но зачем же косметология? Это - полная капитуляция! Расставшись с кафедрой, которая отнимала совсем немного времени - провалиться в специальность, которая гарантирует массивную еженедельную загруженность? А писать когда? Ведь я и бросила патанатомию, потому что осознала: не могу и дальше разрываться на два фронта. Литература - не работа, но - труд, которым надо заниматься постоянно, прилежно, так же, как ходит на работу типичный клерк. В результате клерковского прилежания явились на свет два романа. Кому я их только ни показывала! Все читают, все хвалят, но почему-то никто не публикует. А тем временем я вынуждена перебиваться со статейки на статейку, а Олег - тоже человек, между прочим, творческий - встаёт в пять утра, приходит поздно вечером, и понемногу забывает, что люди могут заниматься, кроме сна и работы, чем-то ещё… Страшная вещь - зарабатывание денег! А когда нет способа их заработать, и того страшней.
В таком состоянии меня заловило е-мейловое письмо подруги, которая, как и я, отбыла некоторое время назад в свободное литературное плавание, и вроде бы нашла в какой-то гавани тихую пристань. Письмо прямо выдавало секрет: тихая гавань оказалась возможностью за приличные деньги строчить книги, которые выходят под чужими именами. Иными словами, работой литературного негра. В издательстве как раз не хватает авторов, и если бы я только захотела… Откровенно говоря, на эту работу она мне намекала и раньше, но я намёки игнорировала, предпочитая тупо верить в свою литературную звезду. Зато сейчас звёзды сошлись так, что выбирать не приходилось. Я готова была писать что угодно и за кого угодно. Если только сумею…
"Если только сумею", - повторяла я, вгоняя в память мобильника телефон главного редактора издательства, практикующего "чёрный" труд. А вдруг я всё-таки бездарность, и мою писанину хвалили единственно потому, что боялись моего тяжёлого характера? И даже если хватит способностей, смогу ли приспособить свой тягучий, с обилием отступлений и завихрений, стиль к насекомо-стремительному бульварному сюжету? И даже если смогу, выдержу ли дистанцию в пятнадцать авторских листов (по 40 тыс. зн.) - марафонский забег за чужим текстом?
