Рождественский прием в доме леди Доули был в самом разгаре. Там собрались все сливки общества городка Литл-Истлинг, расположенного в девяти милях от Эйлсбери. Местные жители — люди состоятельные и интеллигентные — соблюдали давно сложившиеся традиции: крикет в летнее время года, вечеринки на свежем воздухе, благотворительные базары и пение рождественских гимнов.
Большая, богато украшенная гостиная в доме викторианского стиля была полна народу. И, в общем-то, не потому, что леди Доули особенно любили, а из-за того, что угощения, которые она предлагала, далеко не все могли себе позволить: копченая семга, пармская ветчина, изысканные вина — последний муж хозяйки дома после смерти оставил хорошую коллекцию вин.
Леди Доули была женщиной среднего возраста, властной, все еще достаточно привлекательной, имевшей склонность вмешиваться в чужие дела и твердо убежденной, что она всегда права. Она бы очень расстроилась, если бы узнала, что ее друзья и знакомые достаточно снисходительно относятся к ней. Но это не мешало им при необходимости прибегать к ее помощи.
Пребывая в счастливом неведении, она с удовольствием выполняла обязанности радушной хозяйки: переходила от одной группы к другой, вела себя сдержанно с теми, кого считала ниже себя по положению, и особенно любезно с теми, кто был ей ровней. Сейчас она остановилась перед полным мужчиной средних лет, с добрым круглым лицом и проницательными, умными глазами.
— Доктор Кроули, как я рада видеть вас! — Она огляделась вокруг. — А где же ваши: дорогая жена и прекрасная дочь?
Доктор Кроули спокойно ответил:
— Они где-то здесь, леди Доули. Разговаривают с кем-нибудь. Как вы поживаете? Как Фиби?
— Я говорила ей, что она обязательно должна приехать. Ведь я иду на все, чтобы собрать, как можно больше интересных людей. — Она посмотрела через его плечо. — О! Вы должны меня извинить. Пришел мой старый знакомый. Передавайте привет вашей жене, если, я ее не увижу. Я непременно приглашу ее на чашку чаю.
Доктор Кроули неопределенно хмыкнул. Дело в том, что его жена — женщина мягкая и не очень общительная — была внучкой графа, и хозяйка дома это высоко ценила. Доктор Кроули, чья семья жила на окраине городка на протяжении многих поколений, прекрасно знал всех жителей. Он насмешливо фыркнул и обернулся, потому, что в этот момент кто-то дотронулся до его плеча.
У его дочери Беатрис, красивой, стройной девушки, на голову выше отца, были светло-каштановые длинные волосы, большие серые глаза с пушистыми ресницами, маленький носик и чувственный рот. Она улыбнулась.
— Не унывай, папа, держись. Мы сможем уехать через каких-то полчаса. Я оставила маму с миссис Ходж, они беседуют о вязанье. — Она умолкла на полуслове, потому, что кто-то, подойдя сзади, закрыл ей глаза. — Дерек, это ты? Тебя наконец-то выгнали из лаборатории? Осторожно, испортишь мне прическу, а я потратила на нее столько времени!
Дерек убрал руки, и она, улыбаясь, повернулась, подставив щеку для поцелуя. Рядом с Дереком стоял незнакомый мужчина высокого роста, с голубыми глазами и седыми, коротко стрижеными волосами. Он смотрел на нее настолько холодным, безразличным взглядом, что улыбка непроизвольно сошла с ее лица. Я ему не понравилась, неуверенно подумала она. Но почему? Ведь мы даже не знакомы.
— Беатрис, познакомься — это Гиз ван дер Икерк. Гиз — это Беатрис Кроули. Мы знаем друг друга с пеленок, ну просто жутко давно.
Она бросила на Дерека быстрый взгляд — чего доброго, он еще сболтнет, сколько ей лет! Протянув руку, она быстро сказала:
— Здравствуйте. Вы приехали к Дереку в гости?
Ей очень хотелось услышать его голос. Ответное рукопожатие было крепким.
— Ненадолго.
Он стоял, глядя на нее сверху вниз, не делая никаких попыток поддержать беседу.
— Вы голландец? — спросила Беатрис, чтобы хоть что-то сказать. — Вы хорошо знаете Англию?
— Я приезжаю сюда довольно часто. Эта часть страны мне очень нравится.
Беатрис кивнула, от всего сердца желая, чтобы Дерек и ее отец прекратили болтать и включились в общий разговор.
— Как жаль, что условности не дают нам прямо сказать то, что мы хотим, а заставляют вести светскую беседу.
Голос у него был низкий, а по-английски он говорил безупречно, с едва заметным акцентом.
Она смотрела на него растерянно, не находя слов для ответа, потом резковато сказала:
— Не всегда можно говорить то, что хочешь, но я думаю, вам это нравится.
Гиз улыбнулся. Странно, но от этой улыбки она почувствовала себя ужасно глупой.
— Действительно, мне это нравится, и должен вас предупредить, что время от времени я именно так и поступаю, — он сделал паузу, — высказываюсь откровенно.
— Тогда мне жаль тех, кому приходится вас слушать, — огрызнулась Беатрис. — Извините меня, я бы хотела еще кое с кем поговорить.
Она ушла. Гиз посмотрел ей вслед, а потом присоединился к беседе ее отца и своего друга.
Беатрис знала всех присутствующих. Переходя от группы к группе, она беспечно болтала, но подспудно все время думала, что ей нужно все-таки найти этого человека и извиниться за свою грубость.
