Когда пытаешься написать про себя, получается в итоге что-то неестественное, далёкое и кажется, что биография эта и вовсе не соответствует реальности. Может быть, так и есть? Может, автобиография это вымысел, придуманная судьба какого-то другого человека? А может, просто, в ней нет откровения, слишком дорогого для человека, которое, подобно солнечному удару, сплетает мысли в трезвый узел осознания того, что стоишь?.. В конце концов, любое написанное на бумаге не является действительным, а живёт лишь частью размытого отражения того, что происходит внутри… Но, чёрт побери, это попытка понять, что же всё-таки там происходит, и это путь за рамку постоянства!..
Представлю себе, что просто перепечатываю чужой потрёпанный лист:
Это лист, содержащий некоторые сведения о Тисецком Григории…
В 2002 году вышла первая книга Тисецкого Григория, как поэта, хотя и содержала достаточное колличество новел, — «Ангельский симпозиум»…
Да и печатался он в различных журналах и газетах Беларуси (Немига литературная, Качели, Зорька, Советская Белоруссия, Нёман и т. д.)…
Недавно Григорий стал членом «Литаратара» Союза белорусских писателей…
А вот собственно и произведения:
Посторонись, Магелланово облако! Не сможет твоя красота, со всей твоей вселенской невинностью затмить славу Магеллана. Ты чувствуешь, как плывёт к твоим границам корабль из земного дерева? Он уже близко. Это поистине первый корабль логичности и последовательности на Земле. Если бы ты знала галактика, что носишь имя величайшего из людей, того, чей голос до сих пор будоражит тайные уголки Вселенной.
Магеллан, исследователь, ты движешься по кругу, постепенно переходя в спираль. Что ты успел найти и облюбовать за эти сотни лет? Истину? Или что-то сверх неё?.. О, Магеллан!.. Во имя твоей любознательности, во имя тайного имени Мира, пусть же сольются воедино в нашем понимании спираль и эллипс!..
Когда темнота ночи поглотила всё живое и установила своё время со своими правилами, когда чья-то тень, отбросив оковы, уже вдоволь наигралась со светлячками, слуги затушили последние огоньки, осветлявшие слабым тусклым светом стены дворца. Недолговечная тишина в эти минуты тревожно качалась… Постепенно становился слышен шорох листьев, грубый и трудно воспринимаемый на слух после стольких мгновений молчания. Постепенно сверчки, в начале по одиночке, а потом и всем хором заводили ночные песни… Шум переборол тишину. Но это был не грубый шум, он не резал слух, не давил на барабанные перепонки. Да, он требовал понимания и проигрывания в голове… Это был шепот природы, завораживающий и неподражаемый. И любые другие звуки стремились войти с ним в гармонию, стать его частью. Даже громовые удары оземь падающих камней, невероятно легко втекали в ночную песню и становились как-то нежнее.
Ирод не спал — он слушал. Его тонкий, не смотря на старость, слух улавливал даже самые тихие вздохи, от которых царю становилось не по себе. Пророческие вздохи… Ирода бросало в ужас: руки его начинали трястись, веки дрожали, по душе пробегало беззвучное кряхтение, отчего состояние делалось ещё напряжённее. Игры светлячков более не расслабляли. Ничто более не расслабляло. Твёрдое напряжение… Рядом со смотрящим в темноту владыкой стояла женщина. Её лица не было видно, не возможно было разглядеть, во что она одета. Не возможно было прочесть её мыслей. Царь также слышал и её вздохи… Они другие: мягче, ласковее, чем те, будоражащие, исходящие из уст неведомого. Кроме того, они знакомее, а значит ближе. За несколько часов чёрный старик досконально изучил эти невнятные человеческие звуковые выплески, научился отличать от враждебных. Но даже в них было что-то больно колющее, что-то не дающее покоя. И старик чувствовал уколы, как они оставляют боль, а вместе с ней — тревожность… Раздумья наполняли комнату бессонницей, всячески отказываясь впускать сон…
«Слушай, это по тебе по тебе вздыхает женщина, это про тебя рассказывает шёпот. Это ты беспомощно стоишь у окна и никак не можешь заснуть. Слушай…», — кружилось в голове, чуть слышно просачиваясь через губы.
Спокойствие не летело к Ироду, не покрывало его с ног до головы равнодушием; запах упоительных благовоний не залезал в крупные ноздри. Бледный свет притягивал мотылька. Что за таинственный магнит заставлял насекомое совершать этот полёт? Разве не знает оно, что тусклый свет золота не затмит лунный, что он обманчив и опасен? Но ни один другой блеск не мог разубедить мотылька отказаться от наслаждения созерцать искусственный блеск. Мотылёк знал, что точно он хочет, так же, как знал направление к цели.
Насекомое достигло желанного и погрузилось в изучение завораживающего света. Лапки его нежно опустились на гладкую поверхность, крылышки аккуратно сложились. Ирод видел мотылька, видел как тот сел на браслет, даже замер и максимально расслабил руку, чтобы не спугнуть насекомое. Он несколько секунд наблюдал за мотыльком, потом задумался над тем, почему тот выбрал Соломонов браслет, а не мастерски вылитый кубок, который будучи золотым блестел не хуже… Почему в конце концов был выбран царь Иудеи… Властитель не поворачивая головы и сделав удивлённый голос воскликнул: «Смотри, женщина, мотылёк!». Ответа не последовало. Уставшая молодая женщина нехотя двинулась к старику. Ирод всячески старался заставить руку не трястись. Он не знал, почему ему так дорог этот крылатый ночной гуляка, но благодаря шалуну почти полностью пропал страх. Когда женщина подошла настолько близко, что царь мог ощущать её запах, Ирод проговорил шёпотом: «Смотри, он сидит смирно, не боится. Меня многие боятся, а он нет. Доверяет… Знает, что не трону. Может он видит отражение солнца в золоте? Наверняка чувствует, кто здесь истинный хранитель законов Моисеевых». Женщина молчала. Она была слишком измотана, чтобы произнести хоть слово. Вскоре ею был совершён переход к ложу и подобное падению приседание. Глаза закрывались…
