Самое бестолковое животное на свете — это корова, подумал Николас Лэндж, мрачно оглядывая пустой луг. Вот уже несколько часов он безуспешно рыскал на лошади в поисках полдюжины черных ангусов, которых Эдвард Гросс видел вчера за этим травянистым склоном. У Николаса ныли все кости и урчало в животе. Он заехал слишком далеко и не успевал вернуться к обеду, а пара сандвичей и содержимое термоса с кофе давно были уничтожены. Но Николас знал, что если он не отыщет этих скотин сегодня, то ему придется сделать это завтра.
Вдали что-то ярко блеснуло — это в окнах постройки отразилось огненно-красное заходящее солнце.
— Как бриллиант, — усмехнулся Николас.
Вот только эти холодные блестящие камешки были далекими и нереальными, не похожими на ранчо. А Горное Ранчо было настоящим. Оно занимало почти четыре тысячи акров: все это — горы и долины, луга, осиновые и хвойные леса — принадлежало честному и неисправимо упрямому Юлиусу Хэмфри, у которого работал Николас. Здесь содержались полдюжины лошадей, пара собак и чуть больше трех сотен голов бестолковых черных ангусов.
Это был и его дом.
На Горном Ранчо Николас был правой рукой Юлиуса уже в течение почти трех лет. Тридцатичетырехлетний ковбой никогда и нигде не задерживался так долго и, тем более, никогда не думал о каком-либо месте как о доме. Теперь все было иначе: в этом простом двухэтажном бревенчатом строении было что-то особенное, что тянуло Николаса обратно всякий раз, когда он ездил на аукционы мясного скота или даже когда проводил субботнюю ночь в городе. Если раньше его не беспокоило, где он заснет или проснется, то теперь ковбой хотел быть именно здесь, на Горном Ранчо. Он даже стал надеяться, что со временем эта земля перейдет к нему. Юлиус, пожалуй, поймет его.
— Человек должен мечтать, — сказал он Николасу в тот день, когда нанимал его на работу, пристально глядя на ковбоя ясными голубыми глазами. Они стояли в небольшой кофейной палатке на аукционе крупного рогатого скота — пожилой человек и сорвиголова в расцвете сил. — Человек не живет, если не мечтает, — повторил Юлиус.
Николас в это не верил. Мечты не довели до добра его отца. Лесс Лэндж вбил себе в голову, что он должен стать чемпионом родео, и в погоне за этой мечтой разрушил три брака и свою жизнь. Судьба отца отбила у Николаса охоту мечтать.
— Ведь чего-то ты хочешь? — настаивал Юлиус.
— Да, — начиная злиться, огрызнулся Николас. — Несколько голов скота и место, где я мог бы его пасти!
— Тогда иди работать ко мне, и ты это получишь.
Николас остолбенел. Это невозможно, подумал он. Кому нужен ковбой, у которого после неудачного родео были сломаны ребра и повреждена нога?!
Но Юлиус Хэмфри не бросал слов на ветер.
— В чем дело? Ты боишься, что не потянешь? — подзадорил он парня.
И Николас, обычно не принимавший вызова, ответил:
— Черт возьми, конечно потяну!
Теперь, по прошествии трех лет, он решил рискнуть.
— Выкупить ранчо?
Николас боялся, что старик рассмеется и заявит, что парень слишком размечтался.
— Не сразу, конечно, — быстро заговорил ковбой. — Я знаю, что тебе оно стоило большого труда.
Юлиус задумался и наконец кивнул.
— Почему бы и нет?
Благослови бог старого Юлиуса Хэмфри, подумал Николас.
— Мое, — тихо, как бы пробуя на слух это слово, произнес он. — Мое ранчо. И я найду этих проклятых коров!
В желудке вновь заурчало. Николас мечтал перекусить и надеялся, что у Юлиуса найдется что-нибудь вкусное к его возвращению: старик, когда хотел, был отличным поваром.
— Ну как? — спросил он, в первый раз угощая Николаса своей стряпней. — Хороший ученик у твоей бабушки?
До самой своей смерти его бабушка, Элла, готовила для Юлиуса и следила за его домом.
— Проклятье, глупые скотины!
Пять коров топтались возле изгороди, тупо уставившись на шестую, голова которой застряла в колючей проволоке.
— Красивая, но глупая, — пробормотал Николас, растягивая колючую проволоку у животного за ушами. — Думаешь, там трава зеленее?
Это было уже не в первый раз. Конечно, он мог продать ее, но корова была чертовски симпатичной — упитанной, с лоснящейся шерстью. В этом году ее телята были лучшими.
Освободившись, животное потрясло годовой, повернулось и направилось к ручью, остальные коровы последовали за ней.
— Не туда! — завопил Николас и поскакал за ними. Минут через сорок он пригнал отбившихся животных к стаду. Солнце уже зашло. Похолодало. Николас закрыл ворота загона и немного помедлил, наслаждаясь спокойствием, которое он испытывал теперь всякий раз, направляясь к дому.
Там тепло, ужин и Юлиус.
Обычно после ужина они играли в шахматы, и старик рассказывал Николасу о своей большой семье, разбросанной по свету. Его единственный сын был на дипломатической службе на Дальнем Востоке, внуки жили в Лондоне, во Флориде и в Лос-Анджелесе, а внучка работала библиотекарем в Нью-Йорке. Юлиус рассказывал о каждом из них так часто, что Николас стал чувствовать себя частью его семьи.
В июле Хэмфри ездил проведать внучку.
— Разве она не может приехать сама? — спросил его Николас, отвозя старика в аэропорт.
— Почему? Может, но она занята. А я — нет.
— Она ведь приезжала, когда была помладше, — настаивал ковбой.