— Мы уже это обсуждали, Джулия. Дела твоей матери меня больше не касаются.
— Но она встречается с этим типом…
— А это касается меня еще меньше. А также тебя и твоего брата. Твоя мать имеет право на личную жизнь.
Опять нужно смазывать косилку, удрученно подумал он. Хоть что-нибудь сегодня получится как надо?
Дочь следом за ним вошла под навес, где хранились инструменты.
— Но этот парень уговорил ее поехать в наше бунгало на уик-энд.
— Радость моя, сколько раз мы будем об этом говорить? Твоя мать имеет право назначать свидания любому мужчине здесь или в любом другом месте, раз ей этого хочется. Это и означает быть в разводе.
Он сунул шланг в новую банку с маслом и снова вышел под ослепительное солнце. Жара была страшная. Стричь газон хотелось примерно так же, как жевать гвозди. А Джулия следовала за ним по пятам.
— Но раньше она не ходила на свидания, пап. А этот парень и правда на нее давит…
— Твоя мать может о себе позаботиться. Поверь мне. На ринге между тяжеловесом и твоей матерью я бы поставил на нее.
— Не с этим парнем. Он примерно на миллион фунтов тяжелее, и я не доверяю ему, он мне не нравится, он меня пугает.
— Пугает? Чем он тебя напугал? — Крэйг резко выпрямился, забыв про масло. Пронизывающий взгляд уперся в лицо дочери. — Этот подонок поднял на тебя руку? Что-то тебе сказал?
— Не мне. Маме. Он ей врет, а она не понимает. Я думаю, ей не надо ехать с ним в бунгало. Там же никого нет. А ты знаешь, какая мама наивная.
— У твоей матери косточки нет наивной.
— Я думаю, он ей сделает что-то плохое.
— Радость моя, никто не сделает с твоей матерью ничего, чего она бы сама не хотела, по крайней мере, на этом свете. Она легко поставит на место любого, кто попробует.
— А тебя она ставила на место, па?
— Да.
Крэйг мрачно взглянул на дочь.
— И довольно об этом. Я сто раз тебе говорил: мы с тобой можем беседовать о чем угодно и когда угодно. Кроме как о твоей матери. Ясно?
— Мам? Завтра твоя очередь ехать в бунгало, да?
— Да. Только я сомневаюсь, что мы туда поедем. Слишком много дел накопилось по дому.
Карен грохнула на стол сумку с продуктами, поставила кейс и сбросила сумку с плеча. Ну и денек! На обед она что-то купила, хорошо было бы вспомнить, что именно.
— Отлично.
— М-м? Что отлично?
Отбивные на вертеле. Вот что она планировала на обед. Если только она сможет заставить проклятый вертел работать. Последний раз, когда она возилась с этой рухлядью, она опалила себе волосы и едва не подожгла веранду.
— Хорошо, что тебя там не будет, потому что, я думаю, папа забыл, что это твой уик-энд. Он уже планирует ехать в бунгало.
— Да? Вот и хорошо.
С двумя пакетами замороженных овощей в руках она двинулась к морозильнику, но тут нескладная фигура ее шестнадцатилетнего сына преградила ей путь. Он смотрел на нее виноватыми глазами и уже собрался выпить полгаллона молока.
— Не из пакета, Джон Джэйкоб. Ты не знаешь, Джулия еще у отца?
— Да-а. Сказала, что будет к семи. Мам, он кое-кого берет с собой. В бунгало. В этот уик-энд.
— Ну и ладно.
— Женщину.
— Ну и ладно, — рассеянно повторила Карен.
Она снова повернулась, на этот раз к шкафу у мойки. Вопреки законам логики и гравитации, ее сын ухитрился вновь возникнуть прямо у нее на дороге.
— Тебе все равно?
— Ну, Джон. Мы сто раз об этом говорили. Твой отец — свободный человек. Он имеет право на общение и что он делает со своей личной жизнью — его дело. Не твое и не Джулии. И уж решительно не мое. Больше не мое.
— А если у него будут неприятности?
— Твой отец создан для неприятностей. Он обожает неприятности. Поверь мне, он может о себе позаботиться. А теперь давай назовем это запретной темой и оставим ее.
— Ее зовут Дейдре.
— Джон…
— Действительно редкая штучка. Длинные ноги, волосы по спине, фигура — глазам не поверишь…
— Джонатан Джэйкоб…
— И молодая.
— Молодая.
Слово жалило, как оса, заставив Карен сжать пальцами виски. Голова еще не болела, но она уже чувствовала приближение приступа.
— Я не хочу больше слушать, — сказала она твердо и стала искать картошку. Не могла же она быть в овощном и забыть купить ее. Новый приступ головной боли заставил ее застонать.
— Она кажется и вправду милой, но совсем не милая, мам. Душится так, что можно задохнуться. А ногти у нее, как когти.
Ее сын изобразил классическую позу Дракулы.
— Она смотрит на папу, и в глазах у нее загораются доллары. Она за ним охотится так, что ты не поверишь. И знаешь, что она сказала Джулии?
— Нет, и мне безразлично, что она сказала твоей сестре. Разговор окончен. И на этот раз совсем.
Наконец она обнаружила пакет с картошкой.
— Так она сказала Джулии, что в этот уикэнд вернется из бунгало с кольцом на пальце.
— С кольцом?
— Она сказала, что папа будет просить ее выйти за него замуж.
Карен не собиралась так сильно грохать картошку на кухонный стол. Это вышло случайно, в результате чего пластиковая сумка лопнула, достойно подытоживая абсолютно кошмарный день. Двадцать фунтов картофеля в беспорядке полетели на стол, в мойку, на пол.
С каждым виражом Карен уезжала все дальше от цивилизации. В горах было прохладно и тихо. Поселки оставались позади, дороги исчезали. Пихты и ели, растущие на крутых склонах, бахромой окаймляли хребты. Еще выше воздух был настолько чист и разрежен, что больно сдавливал легкие. Она уловила блеск воды внизу. Блики на воде напоминали россыпь алмазов. Карен поняла, что она почти на месте.
