Хвалев Ю. А
Я И ГРАФОМАН НАИВНОЙ ЗВЕЗДЫ
Я сделал уже третий звонок, но дверь почему–то не открывали. Посмотрев на часы, затем на номер квартиры: все совпадало, мне должны открыть, вернуть мою рукопись. Я надавил большим пальцем на кнопку еще раз.
— Откройте же, наконец.
— Кто это?! — спросили за дверью.
— Это я, Лев Яковлевич! — ответил я, назвав свою фамилию, имя, отчество, от кого пришел и зачем.
Послышалось щелканье замка, дверь приоткрылась настолько, насколько ей позволила цепочка. В проеме показалась седая, козлиная бородка, картошкой нос, на котором находились очки с бегающими мелкими глазами, недоверчиво осматривающие меня.
— Вы, от Марии Степановны?
— Да, — сказал я. — Здравствуйте, Лев Яковлевич.
— Проходите. — Он жестом пригласил меня в свой кабинет, предложил сесть.
— Так это вы автор этого произведения? — он достал из ящика стола мою рукопись.
— Я.
— Написано хорошо, я бы даже сказал талантливо…
На моем лице появилась улыбка, я словно бабочка, порхал, размахивая зелеными крылышками, навстречу мне летела другая бабочка — это был мой талант, — размахивая желтыми крылышками. Мы встретились, затем она развернулась и полетела от меня. Я за ней, она в подъезд, я за ней, она в квартиру, я за ней, она в комнату, я за ней. В комнате, на кожаном диване, абсолютно голая, похожая на жабу, лежала толстая баба.
— Здрасти, — сказал я. — А где бабочка?
— Я ее съела и теперь я твой талант, — ответила баба.
— Вы?!
— Да. А то, что на диване лежу, я немного устала и решила отдохнуть, а голая, хотела показать себя во всей красе. — Ну, как, хороша ли я?
— М–м–м.
— Если хочешь, ты можешь заняться со мной любовью. Я знаю, что ты еще мальчик.
— С талантом заниматься любовью? Нет, извините. Вы лучше полежите, отдохните, а я пойду…
— Простите, Лев Яковлевич, что вы сказали?
— Написано талантливо, но сюжет наивен и мало интересен, очень много графоманства. Нужно писать красивее, глубже, интереснее, больше. Я на полях сделал пометки, замечания, рекомендации.
— Держите, — он протянул мне рукопись. — Когда все исправите, пусть Мария Степановна мне позвонит.
Я вышел из подъезда и направился к трамвайной остановке. Лев Яковлевич был шестым, или седьмым человеком, который редактировал мою повесть. Каждый, кто прикоснулся к ней, добавлял что–то свое, другой вычеркивал и снова добавлял, добавлял и вычеркивал. Если собрать все переделки вместе, получится совместное творчество объемом несколько томов наивного графомана. Вернее графомана наивной звезды. Пустой трамвай вез меня домой, сейчас у рынка он повернет налево, а у стадиона направо, проедет еще немного и тупик, конечная остановка. Даже если скомандовать ему, чтобы он сделал шаг влево или шаг вправо, выполнено не будет, рельсы не давали ему такого маневра, он ехал туда, куда пролегал путь. Я был частью этого трамвая. Почему частью? Я был просто трамваем, на двух ногах, со своими рельсами и тупиком.
— Мам, хорошо, что я тебя застал.
— Я уже убегаю. У меня лекция. Ужин на столе. Да, ты был у Льва Яковлевича?
— Был.
— Что он сказал?
— Сказал, что нужно писать глубже. Что–то на полях написал.
— Хорошо, мы с тобой все исправим.
— Мам, я с тобой хотел поговорить. Мне кажется, что повесть неудачная, ее место в мусорной корзине.
— Ты что еще такое выдумал?
— Я не буду больше ее править.
— Оставь прыщавое упрямство при себе! Хочешь к шлифовальному станку встать?!
— Мам, причем здесь твой шлифовальный станок?!
— Потом поговорим. Я побежала.
Это ее любимое выражение «встать к шлифовальному станку» Когда я учился в школе, она говорила: «Если не хочешь шлифовать пол, как тетя Люба, учись только на пять». Когда пугала армейскими страшилами говорила: «Если не хочешь шлифовать автомат, сапоги командиров, — обязан поступить в литературный институт». Я взял из отцовского кабинета большую советскую энциклопедию и стал искать на букву Ш…
— Так. Вот… Шлифовальный станок…
Прочитав и наконец–то уяснив в свои неполные восемнадцать лет, что такое шлифовальный станок, я улыбнулся. Оказывается, бывают даже планетарные шлифовальные станки.
— К черту бабочек. Я сам могу летать. У меня есть планетарный шлифовальный станок. Где здесь мой талант? Ей ты, женщина с опухшими сиськами, съела бабочку и прохлаждаешься, вставай с дивана и полетели. Только не говори, что природа на мне решила отдохнуть, я начинаю работать, первым делом я буду тебя доить. Нашим топливом будет твое молоко, перемешенное с моей многоатмосферной спермой. Ура! Земля уходит из–под ног. Полетели на встречу наивной звезде. Я дергал за все ручки своего планетарного шлифовального станка, откуда–то снизу вылетали отдельные листы моей повести, на которых было красным карандашом написано: «великолепное произведение» и подпись «Лев Яковлевич», «срочно опубликовать» и подпись «Лев Яковлевич», «присудить первую премию и выплатить гонорар» и подпись «Лев Яковлевич»
— Почему Лев Яковлевич? Наверно, опечатка, мою повесть должен подписать Лев Николаевич… Толстой? — я посмотрел на голосистую бабу.
— Я не толстая? — обиделась голая баба. — А что касается Львов, ты всегда будешь от них зависеть, потому что ты наивный кролик. Забудь про свою звезду, на этом аппарате далеко не улетишь!
