— Расскажи мне об этом случае, Перри.
Я едва слышала врача. Я была занята, глядя в окно его кабинета, глядя, как снаружи трепещут на весеннем ветерке листья дуба. Пять часов еще не наступило, но солнце уже садилось, и за зданиями центра Портлэнда виднелось оранжевое сияние. Оно поблескивало на краях листочков, от этого они выглядели так, словно пылали, медленно догорали.
Но они же не горели? Нет, просто так выглядело.
— Перри, где ты?
Я оторвала взгляд от окна и одарила доктора Фридмана самым злобным взглядом, какой только у меня получился. Его худое узкое лицо сияло из-за огня заката, но я, как и обычно, не могла понять, о чем он думал. У него был глупый уклончивый вид психиатра, терпеливый понимающий взгляд, что ничего не выдавал. И он все заносил в блокнот.
— А вы как думаете, черт возьми? — оскалилась я.
Он только кивнул и посмотрел на свой драгоценный блокнот.
— Просто проверяю, Перри.
— Вечно вы меня по имени зовете, — сказала я и посмотрела в окно. Огни заката покрасили каждый зеленый листик в красный. Я понимала, почему он повторяет мое имя, наверное, думал, что нужно постоянно напоминать пациенту, кто он. Я знала, кто я. Но я не понимала, зачем я здесь. Почему? Я не понимала.
— Расскажи мне об этом случае, — сказал он, в этот раз имя опустив.
Случай. Случай. Вечно этот дурацкий случай.
Прядь моих неоново-синих волос упала на лицо, и я присмотрелась к ней. Она была сухой, обесцвечивание, что я делала пару месяцев назад, только навредило волосам.
И мама тогда сказала:
— Ты не только выглядишь как панк, так еще и испортила прекрасные волосы навеки, — я была рада, что ей было больнее, чем мне. Из-за нее я была здесь. А не из-за случая.
Я посмотрела через синий занавес волос, и мне понравилось, что через них плохо видно лицо доктора Фридмана. Так было проще говорить с ним.
— Сами расскажите мне, доктор.
Он снова кивнул. Я захотела, чтобы горел он, а не листья снаружи.
— Кто такой Джейкоб? — спросил он.
Я вздрогнула. Причина была непонятна.
— Мой друг. Был моим другом.
— Почему он больше не твой друг?
— Вы знаете. Он стал жутким. После вечеринки…
— После? В прошлый раз ты говорила, что он стал «жутким» перед вечеринкой.
— Да? — отстраненно спросила я.
— Как вы с ним познакомились? — продолжил он.
Он задавал этот вопрос в прошлый раз. Я не знала, почему нужно все время повторяться, и я не понимала его увлечения Джейкобом. Это не было интересно. Я глубоко и шумно вдохнула, показывая ему раздражение, и рассказала. Опять.
— Джейкоб был…
Джейкоб был тормозом. Джейкобу было восемнадцать. Он миллион раз оставался на второй год в 12-м классе. У Джейкоба был высокий черный ирокез, на который уходили пачки геля. Джейкоб всегда носил джинсовую куртку с шипами и черной надписью «D.O.A» — «Живым или мертвым» — на спине. Это ему подходило. У него всегда были проблемы с полицией, с родителями, с одноклассниками или друзьями. И проблем становилось только больше. Он красил губы черной помадой и целовал в школе качков.
Джейкоб постоянно нарывался на драку. Он мучил подобных себе, да и, наверное, всех людей. И хотя я отчасти восхищалась его отрицанием авторитетов, проявлением истинного себя и бесстрашием (да и порой черная помада казалась сексуальной), Джейкоб оставался идиотом.
— Ты его любила? — спросил доктор Фридман ровно, словно тема любви была такой же важной, как вопрос, люблю я шоколадное или ванильное мороженое.
— Нет, — твердо сказала я. Это было правдой. Я едва знала Джейкоба. Как я и сказала, я им восхищалась немного, и когда он заговорил со мной, это вскружило мне голову. Так бывало даже от взгляда любого парня в мою сторону. Покорить толстушку было просто.
— Но он тебе нравился.
— Наверное, — я пожала плечами. Он нравился мне издалека. И понравился, когда впервые заговорил со мной вдали от друзей и других балбесов.
Однажды я шла домой с автобусной остановки. Обычно я ездила в школу на машине, но родители забрали ее у меня. Наверное, из-за наркотиков.
В общем, шла я домой, слушала плеер, когда рядом появилась высокая тень с ирокезом. Уже было достаточно темно, чтобы я насторожилась.
Я видела, что человек говорит со мной, но не слышала из-за музыки. Не знаю, зачем вообще говорить с человеком, если он в наушниках.
Я подняла голову и увидела, что это Джейкоб. Я замерла удивленно и вытащила наушники.
Он выглядел как обычно. Этакий хулиган.
— Что слушаешь? — спросил он.
— «Alice in Chains». «Music Box», — ответила я, гордясь, думая, что он одобрит.
— Они в порядке. Были в порядке. Жаль Лейна, его не заменить. Но он все равно был слишком умным для группы.
Я не знала, что такого умного было в Лейне, если он умер из-за наркотиков, но мне не нужно было умничать. И тут я заметила запястья Джейкоба. Они были плотно перемотаны.
— Джейкоб пытался убить себя? — спросил меня доктор, слова врезались в мои мысли.
— Так говорили в школе, — сказала я. — Ходили слухи, что Джейкоб убил себя. Из-за девушки. Некоторые говорили, что он сгорел в машине. Сам поджег ее. И я не видела Джейкоба на той неделе, так что поверила. Но не было новостей о похоронах, никаких новостей, и я подумала, что это слухи. Кто-то начал, другой подхватил. Он часто пропадал из школы на недели.
