Олег Блоцкий
Война закончилась? Да здравствует война!
На бумаге все просто. Подписали документы высокие договаривающиеся стороны - и нет войны. Отдали приказ отцы-командиры - и потянулись к местам постоянной дислокации колонны с боевой техникой и людьми. Вывод войск!
Потом, что совсем непригодно из амуниции и машин, спишут, другое получше - станут латать и ремонтировать. Гораздо сложнее с душами солдат, у которых эта самая война забрала часть жизни, много нервов и здоровья, а так же некоторых друзей.
Первое, что испытывают солдаты, покидающие войну, - невероятную радость. Позади холод, голод, жара, грязь, пыль, вши, постоянный недосып, нервное напряжение и непременное опасение быть убитым. Причем умереть не легко, то есть сразу, а в мучениях и боли.
Впереди, по твердому убеждению выводящихся, - абсолютная свобода, покой и счастливая мирная жизнь, которую множество раз рисовали они в своем воображении.
Действительность, на поверку, по мере продвижения в ней недавнего фронтовика, оказывается совершенно иной.
Ветеран страстно хочет, чтобы его всюду - в аэропорту, на железнодорожном вокзале, в поезде и на улице замечали, моментально догадывались, откуда он, понимали, что творится на душе у парня в военной форме, и оказывали соответственные знаки внимания.
Окружающие, в свою очередь, озабоченные собственными многочисленными житейскими проблемами и невеселыми перспективами, вообще не обращают внимания на человека в форме. Мало ли в ней бродит всякого народа?
Подобное невнимание обижает солдата. Ведь он - с войны. И для того чтобы люди вокруг это поняли, порой фронтовик ведет себя вызывающе: напивается, задирает окружающих, стараясь тем самым привлечь долгожданное внимание. Но, как правило, все заканчивается военной комендатурой или ближайшим отделением милиции.
Если фронтовик не ведет себя нагло, не размахивает кулаками, крича что-либо типа: "Я там - в окопах, а вы здесь все время в тылу ошивались", то к нему относятся мягко, не передают в армейскую комендатуру, не отбирают самым наглым образом большую часть денег и что-либо из нехитрых армейских пожитков, а отпускают на волю с обязательным напутствием: "Пей, братан, конечно же, пей! Пей по полной, но только дома, дурак, дома. А в дороге не надо. Много чего плохого может приключиться с тобой в дороге!"
Вот так, сквозь повальное человеческое равнодушие к своей персоне и редкое, а поэтому и вовсе неожиданное, сочувствие добирается, в итоге, солдат с войны к отчему дому.
В представлении молодого человека там все по-прежнему, как было в самый последний день перед уходом в армию. Но и это оказывается очередной иллюзией: родители постарели, в доме новых вещей не прибавилось, а друзья-товарищи с головой ушли в омут суетной взрослой жизни.
Подавляющее большинство солдат, прошедших войну, - это представители провинции и, вместе с этим, беднейших социальных слоев страны. Поэтому, очутившись в своей деревеньке или городке, где пышным цветом расцвело какое-то нищенское и вместе с тем полу криминальное существование, и где практически все малолетки поголовно мечтают стать или бандитами, или бизнесменами, фронтовик с удивлением отмечает, что внешне (дома, улицы, переулки) вроде бы ничего и не изменилось, но в то же время произошло за два года что-то такое с людьми, чего он понять и объяснить ну никак не может.
Внимание друзей и близких к ветерану поверхностно и непродолжительно, а его скупые рассказы о службе не вызывают острейшего любопытства, тем более, что о чем-то подобном все уже много раз были от кого-то наслышаны.
Да и сам ветеран тоже не стремится к откровениям. Более того, с каждым днем он убеждается, что общих тем с бывшими приятелями у него, в принципе, и нет.
Напротив, это друзья торопятся сообщить бывшему солдату все новости, пропущенные им, и которые по накалу своему оказываются не менее захватывающими, чем военная кампания: Сереге недавно малолетки металлическим прутом голову проломили; Колька-самбист, "закосив" от армии, ушел в какую-то группировку, ворует и ездит на "шестерке", не новой, правда, но грозится купить "девятку"; Саня, который даже до восьмого класса доучиться не смог, теперь спекулянт, вернее, как это - бизнесмен, коммерсант, во, трусами, что ли (ха-ха-ха), торгует, но деньги есть: каждый вечер - новая "соска"; Жорка, ну тот, который на гитаре классно играл, наркоман теперь, на игле висит, дрянь всякую разводит и по вене пускает, доходяга доходягой на вид.
Светка твоя? А что твоя Светка? Она же тебе писала, что не любит тебя? Во, брат, давай за это и выпьем, что все они одинаковы. Светка твоя теперь большой человек - торгует в коммерческом ларьке, который возле вокзальчика стоит. Да, где раньше "Союзпечать" была. К бабе твоей теперь так просто не подойдешь.
Леха на заводе вкалывает. Да какая там теперь работа - денег уже как полгода не платят, и, вообще, говорят, что скоро заводу кранты - закрывать будут; а кроме него, почитай, другой работы и нет. Так что или уезжать в большой город, воровать или спиваться.
Да, "Чибиса" помнишь? Мелкий такой, вечно сопливый. Он года на два младше нас был. Сидит теперь "Чибис" и Колька Большаков сидит. По пятерке на рыло дали. А денег у родителей, чтобы откупить, не нашлось.
