Олег Блоцкий
Убийца
Поздний вечер. Я неторопливо иду к его дому. Теперь я знаю точно, где он живет. Я хорошо изучил этот район. Сам город не интересует меня. А если честно - я его ненавижу. Меня трясет от злобы, когда вижу эти дома, улицы, перекрестки. Я готов уничтожить их начисто. Будь моя воля - превратил бы этот город в пыль. А все потому, что в нем живет он.
Но у меня нет атомной бомбы, снарядов объемного взрыва и даже обычных гранатометов. Ни напалма у меня нет, ни огнемета. Знакомые "братки" предлагали пистолет. Но зачем мне оружие? Просто пристрелить его - это слишком легкая смерть. Она для него - подарок. Такой бесценный бакшиш я устраивать не собираюсь.
Я буду убивать почти голыми руками. На Востоке умеют делать это медленно. Я тоже так поступлю. Пусть он сто раз наложит себе в штаны, прежде чем подохнет. Это я решил твердо. Еще тогда.
Поэтому в моем кармане лежит тоненькая удавочка. Она, как положено, из парашютной стропы. Валеркин аксельбант - единственная память о друге. Валерка сплел его к дембелю, но так и не украсил им свою парадку. Я распустил аксель и из стропы соорудил подвижную петлю. Точно такая была у меня там. Я знаю - в нужный момент она не подведет.
Бесшумно ступаю по асфальту. Мягкая тьма. Полутемные витрины магазинов. Навстречу - редкие прохожие. Но я спокоен. Я уверен: все на меня - ноль внимания. Когда-то наш старлей говорил: "Чтобы стать незаметным, следует выйти на самое открытое место". Много времени прошло, прежде чем мы - салаги и сопляки - усекли эту великую истину.
Я спокойно иду к его дому. Не шарахаюсь из стороны в сторону, не оглядываюсь постоянно назад. Я обычный человек. И одежда на мне самая простая: кроссовки, джинсы, рубашка. Я не бросаюсь в глаза - нормальная прическа, ничем не примечательное лицо. На нем - скучающее выражение. А что мне волноваться? Все уже сто раз считано-пересчитано. Свидание состоится сегодня. Осечки быть не должно. На этот счет у меня интуиция. Черт знает, может, двадцатое чувство. Не знаю. Но оно еще ни разу меня не подводило.
Все закончится в ближайшие часы.
Три дня я проторчал на чердаке соседнего дома. Уходил только на ночь. Я следил за его хатой. Он был там. Вместе с женой. И даже ребенок прибавился. Но детеныша трогать не буду. Он единственный из них ни в чем не виноват. И жену его - сучку - тоже кончать не буду. Хотя по ней моя петелька ой как тоскует. Ведь именно эта шлюха помогла ему ускользнуть от нас. Это она помешала мне рассчитаться с ним еще в Афгане. А значит, из-за нее мне пришлось столько времени носить эту тяжесть в себе. Совесть моя была неспокойна и дергалась, как душок на веревке. Что может быть страшнее невыполненного долга? Пусть даже Валерка об этом и не узнает. Но я-то жив!
Жив пока и этот, но сегодня ему никто не поможет. Здесь не кабульская инфекционка, до которой мне было не добраться.
Валерка погиб через него. Сделай этот шакал все так, как ему приказал Ким, мой корефан остался б жив. И Булька не валялся бы в госпитале с перебитыми ногами. Эта падаль побежала потрошить вшивый дукан. Знал же, гад, что духи в том кишлаке борзые и хитрые, но все повернул по-своему. И Валерку убили.
Только Ким помешал нам замесить эту чамару еще там. Старлей отогнал нас от него и сказал, что будет суд. Но комбриг суда не допустил. Полкашу звезда Героя перла - наши группы все время забивали большие караванчики. Комбриг не хотел чэпэ, и дело замяли.
Но группа прощать Валерку и Бульку не собиралась. У нас свой суд, свои разборки. Долго мы эту падлу терпели, но после Хаджидарры решили - не жить ему. Первый же выход из бата оказался бы для него последним. За ноги в батальон бы приволокли.
Он это почувствовал. Нюхом учуял, волчара паршивый, и слинял. Грамотно закосил: мочи желтушной полбанки высосал и смылся побыстрее в заразку. А там дуру эту нашел.
И вот я перед домом. Хорошее место. Темное. Деревьев много - почти лес. Стена длинная, и гаражи стоят. Вот за ними я тебя и кончу. Никто не услышит. Никто не увидит. Никто не спасет.
На кухне у него горит свет. Что? Ждешь, дура? Ну, жди, жди. Я понимаю: десять лет разницы - не сахар. Кому ты, страшная такая, в Союзе нужна? Даже он в гробу тебя видел, хоть ты от него и смерть отвела. Здесь он гуляет тебя не стесняется. Ты за порог - он в дом бабу тащит. А в Кабуле, конечно, плакался, что любит тебя, что жить без тебя не может. Ты и развесила уши. А он тебе на них лапшу вешал. Тоннами. Он такой, он - хитровывернутый. Кого хочешь может уболтать. И тебя, глупую, он тоже обманул. А ты и поверила. Передком где надо торганула, и его в роте охраны заразки оставили. Перевели, значит, от нас. Так вы почти сразу и поженились. А потом сюда сорвались. Это он тебя квартирами поменяться подговорил. Боялся, сволочь, что мы ваши адреса через строевые части вычислим. Правильно делал. Но и здесь ему не отлежаться. Нет ему за Валерку прощения!
Я сижу возле гаражей. Жду. Я умею ждать! На войне научился этому. Уметь ждать - целая наука. Горе тому, кто не знает ее. Тут главное - не перегореть раньше времени, не загнать себя разными глупыми мыслями. Правильно этот, как его там, Дзержинский, говорил: голова должна быть холодной. Если нет, то метаться начнешь, и погубишь себя. Завалят тебя, как худую свинью.
