Он стоял у окна и молча смотрел на копошащийся внизу вечерний город. Прямые, разбегающиеся во все стороны улицы, освещенные гирляндами фонарей, были заполнены разноцветными шевелящимися прямоугольниками машин. Звуки не доходили до него, но он знал, что сейчас там господствует рокот моторов, визг трущейся об асфальт резины и сигналы клаксонов. Черные дыры окон периодически вспыхивают безмолвными цветными бликами работающих телевизоров. Кричащие световые табло с меняющейся рекламой предлагают что-нибудь купить или куда-нибудь слетать… В общем, все то, что большинство людей привыкло считать признаками цивилизации. Сами же люди с высоты казались маленькими беспомощными муравьями, кем, собственно, они и являлись, сами того не осознавая.
Близкие называли его просто учителем. Как-то так получилось, что это, вначале прозвище, стало его именем. Мало кто из знакомых помнил, как его зовут на самом деле. Он и сам уже почти забыл, как называли его в детстве родители. Точнее, не забыл, конечно, но ему все реже и реже приходилось об этом вспоминать. «Учитель» так крепко прилипло к нему, что и стало уже давно его именем. И его это вполне устраивало. Но, ни один человек на земле не знал, что он и на самом деле был Учителем. Ни его самые близкие друзья, ни даже родные не подозревали, кто он на самом деле. Это та ноша, которую он получил в «нагрузку» к Знанию.
Он не выбирал своей судьбы. Так уж сложилось на Земле, что постоянно один из людей был наделен Знанием, которое ему должно было нести с собой всю жизнь. Это было величайшим даром, на какой человек вообще мог рассчитывать. Или величайшим проклятием. У Учителей не было никакой сверхзадачи или какой-то особой цели, ниспущенной свыше. Они просто получали Знание и были вольны распоряжаться им по своему усмотрению. Это был, можно сказать, закон природы. Что-то типа закона сохранения энергии. Он бы сформулировал его так: «Знание никуда бесследно не исчезает, а лишь аккумулируется». Это было правдой. Каждый из Учителей получал Знание, вместе с Памятью, накопленной его предшественниками. И каждый из Учителей в какой-то момент начинал осознавать о той ноше, которая внезапно свалилась ему на плечи, и об ответственности за нее. Когда один Учитель умирал, ему на смену тут же приходил следующий, чтобы дальше нести всю тяжесть Знания. Оно никогда не оставалось без своего хозяина… Или раба… Кто это будет в следующий раз, сказать не смог бы никто. Да никто и не пытался этого сделать, так как ни один из живущих ни сейчас, ни раньше даже и не догадывался ни о чем подобном.
Большинство Учителей воспринимали Знание, как благо и пытались в меру сил донести хотя бы часть его людям. Чтобы сделать мир лучше, чтобы облегчить страдания, чтобы… Хотя нет, какое там большинство. Большинство все же не выдерживало тяжести Знания и сходило с ума. Человеческий мозг, как оказалось, не столь уж прочная штука. Вернее, сам мозг мог бы вместить и не такое, но человек почти никогда не в состоянии принять все, что его мозг способен разместить в своих ячейках.
Бедная девочка Кассандра. Она слишком рано приняла эту ношу на свои хрупкие плечи. И все же пыталась поделиться Знанием с людьми, живущими рядом с ней, чтобы сделать их жизнь чуть более светлой и уберечь от бед. В мистику в то время люди были готовы поверить гораздо охотнее, чем в научное обоснование, как, впрочем, и сегодня. Поэтому она и подавала Знание маленькими порциями, выдавая их за свои видения. Но ее все равно объявили сумасшедшей и перестали слушать ее «пророчества», постоянно оскорбляя и унижая. И, в конце концов, мозг этого ребенка не выдержал. А те редкие всплески сознания, которые время от времени еще случались, уже не могли изменить ни ее судьбы, ни судьбы ее народа.
Учитель взял сигарету из лежащей рядом пачки и закурил, не отрывая своего взгляда от окна. Он, благодаря Памяти, прекрасно помнил то время и тот ужас, который испытывала Кассандра, раздираемая на части Знанием с одной стороны и абсолютным бессилием с другой. Как он понимал ее. Учитель мог из клеточек своей памяти извлечь Память каждого из Учителей прошлого. В такие моменты он и сам становился тем человеком, пропуская через себя всю боль, чувства, переживания, мысли… И, в то же время, он обладал всей Памятью целиком. Как будто в нем жили все Учителя одновременно. Хотя нет, правильнее было бы сказать, что все вместе Учителя были одним целым. Это было ни с чем несравнимое чувство. Ты одновременно и отдельный человек, и целая вселенная. Что может быть лучше? Что может быть страшнее?
Но, чаще же всего, Учителя сходили с ума почти сразу, как только начинали понимать, что за наследство им досталось. Ко всем Знание приходило и проявлялось по-разному. Изредка это случалось уже в детстве, но обычно несколько позже, когда организм взрослел и был хотя бы теоретически чуть более подготовлен к получению Знания. Были и такие, кто, прикоснувшись к Знанию, не сходил с ума, а приходил в неимоверный ужас от открывшихся ему тайн. Они замыкались в себе, стараясь быть как можно менее заметными среди других людей, пытаясь заглушить рвущееся из них Знание, и так же незаметно для других уходили, не оставив на земле никакого следа. Учитель знал, что и таких было достаточно много. Может быть даже больше тех, кто распрощался со своим рассудком. И лишь оставшаяся горсточка людей, те, кто нашел в себе силы, способность и главное желание приобщать к Знанию или его небольшой частичке других и могли, по сути, называться Учителями. Они сами определяли себе свою миссию и пытались исполнить ее в меру своих сил. Неся свои идеи другим, Учителя старались привнести в мир хаоса и жестокости хотя бы крупицу любви и гармонии. Они пытались показать людям путь, по которому только лишь и стоило идти. И пусть каждый делал это по-своему, через искусство, как Леонардо да Винчи, или науку, как Эйнштейн, цель у них была одна. Учителя, те, кто принял свою участь, чаще всего становились художниками, музыкантами, писателями или учеными. Возможно потому, что именно в этих ипостасях возможность посвятить в свою идею как можно большее число людей была как нигде велика. Реже становились они философами, еще реже адвокатами. Единицы становились политиками.