Нельзя опять вернуться домой
Томас Вулф
~ ~ ~
Мальчик снова в городе.
Когда поезд подъезжал к Голуэю, в голове у меня все еще звучал голос худышки Лиззи. Одно из лучших соло у Гари Мура. Я был на их последнем концерте в Дублине, самом грандиозном концерте года. Работал в охране. Фил Линотт с ног до головы в черной коже, обдолбанный по самые жабры. Он метался по сцене подобно пантере Рильке. Он никогда уже больше не выйдет на сцену. Как и я. Его преждевременная смерть совпала с обломом моей карьеры. Меня вышвырнули из полиции под зад коленом за то, что я врезал по морде одной шишке. Я никогда об этом не жалел. Надо было вмазать посильнее. Увольнение привело к моему медленному, спиралеобразному скатыванию в алкогольный ад. Я обосновался в Голуэе, стал самозваным частным сыщиком. Вреда от меня было больше, чем от преступлений, которые я брался расследовать. Теперь я вез из Лондона кожаное пальто и привычку к кокаину.
Я бы вернулся раньше, если бы не старое ирландское правило: уж если уехал, то уехал. Во всяком случае — сделай вид. Не знаю, на кого я пытался произвести впечатление. Давно кануло в прошлое то время, когда я мог произвести на кого-то впечатление, а тем более — на себя самого. Случилось почти что чудо. Из Голуэя я отбыл в трезвом состоянии. Это было настоящее откровение. Четко соображать и не мучиться с привычного похмелья — неповторимое ощущение. Я мог думать, не испытывая сосущую потребность выпить глоток при малейшей возможности. Даже вспомнил, как приятно читать книги. Почти так же, как раньше. Я честно верил, что смогу начать все с начала.
Теперь я был тем, кого принято называть сознательным пьяницей. Когда я пребывал в сознании, я пил. Парень, с которым я как-то встретился, спросил меня, не социальный ли я пьяница. Я удивился.
— Нет, а ты?
— Я социально защищенная пьянь.
В Лондон я ехал с планом. Нет ничего страшнее, чем алкоголик с планом. Мой был таким. Приехать в Лондон и снять квартиру в Бейсуотере. Если получится, рядом с парком. Лучше с эркером. Наблюдать за серыми белками на Серпентайне. В моих мечтах женщина, в которую я был влюблен, должна была опомниться и осознать, как ей меня не хватает. И вот она летит в Лондон и так или иначе меня находит. В один прекрасный день, а день обязательно должен быть прекрасным, она неким волшебным способом меня разыскивает, и наступает счастье. Мне остается только ждать, она обязательно объявится. Или, если меня достаточно долго не будет, она пришлет мне письмо, в котором напишет, что очень скучает, — и, пожалуйста, не приму ли я ее обратно?
Досталась же мне однокомнатная квартира в Лэдброук-гроув. Пришлось утешаться фантазиями. Я был взращен на «Астральных неделях» Вэна Моррисона. Среди великих песен «Астральные недели» особо выделяются. Я говорил себе, что прожил их. Реальность была настолько близка к ночным кошмарам, насколько только можно себе представить. «Роща», в которой я поселился, представляет собой огромное пространство урбанистического распада. Отбросы общества борются с мусором за место под солнцем. Стоит вам ступить на эту территорию, как вас валит с ног смесь ароматов. В ней все — от неизбежного запаха карри и мочи до одуряющей вони разрухи.
Я уезжал из Голуэя, оставив позади цепочку смертей. Дело, которым я занимался, касалось очевидного самоубийства девушки-подростка. Расследование привело к…
Только вообразите:
трем убийствам
четырем, если считать моего
лучшего друга
моему разбитому сердцу
куче денег
изгнанию.
Можете представить себе уровень моей компетенции.
Да, вот еще что. Вполне возможно, что мое вмешательство привело к смерти еще одной девушки-подростка. Мне пришлось забыть про гордость, иначе мое имя тоже фигурировало бы в списке умерших. В свою защиту я мог привести только одну заезженную строчку: «Я хотел, как лучше».
Ничего подобного.
Большую часть времени я был слишком пьян, чтобы вообще чего-то хотеть.
Когда поезд приблизился к окраинам города, я про себя повторил мантру «Пытаюсь вернуть миру часть его потерянного сердца».
Эта цитата из Луизы Броган наполнила меня таким страстным желанием, на осуществление которого мне даже бесполезно было надеяться.
Первое что я увидел, сойдя с поезда в Фэер-Грин, был заголовок:
БОЛЬШЕ ПОЛИЦЕЙСКИХ НА БЕСПОКОЙНЫЕ УЛИЦЫ ГОЛУЭЯ
Потом я обратил внимание на гостиницы. Четыре новых только на Форстер-стрит. Раньше это были пустыри. Здесь никогда ничего не росло. Разумеется, пивнушка «У Сэммона» исчезла давным-давно. Паб моей юности. Лайам Сэммон играл в команде, которая трижды выиграла чемпионат Ирландии.
Считай и рыдай. По крайней мере, когда пивнушку закрыли, мы долго утешались, читая объявление в витрине: «Переехал на Туам-роуд».
Господи.
Теперь вы уже не вправе сказать: «Все пошло к чертям собачьим».
Черти собачьи и все остальное переместились на Туам-роуд.
Перед отъездом я открыл для себя новый паб. Нехилое достижение для города, где меня повыгоняли из всех мало-мальски достойных заведений. Я узнал, что это мой паб, прочитав объявление в окне:
