Глава 1
В ЭКСПРЕСС «ТАВРЫ»
САДИТСЯ ЗНАЧИТЕЛЬНОЕ ЛИЦО
Ранним морозным утром, в пять часов по местному времени, вдоль платформы сирийской станции Алеппо вытянулся состав, который железнодорожные справочники торжественно именовали экспресс «Тавры». Экспресс состоял из вагона-ресторана, одного спального и двух вагонов местного сообщения.
У входа в спальный вагон молоденький лейтенант французской армии во всем великолепии своего мундира разговаривал с человечком, по уши укутанным во всевозможные шарфы и кашне, из-под которых высовывались лишь красный носик и кончики грозно закрученных усов.
Стоял пронизывающий холод, и провожать почетного гостя было делом отнюдь не завидным, но лейтенант Дюбоск мужественно выполнял свой долг. Он сыпал изысканнейшими фразами на изящнейшем французском языке. Хотя в чем дело, честно говоря, не понимал. Правда, по гарнизону, как бывает в подобных случаях, ходили какие-то слухи. А на генерала, того самого генерала, под началом которого служил лейтенант Дюбоск, стало все труднее угодить. И тогда откуда-то, чуть не из самой Англии, приехал этот бельгиец. Целую неделю весь гарнизон пребывал в непонятной тревоге. А потом пошло-поехало. Один весьма видный офицер покончил с собой, другой подал в отставку — и тревога отпустила военных, некоторые меры предосторожности были отменены. А генерал, тот самый, под началом которого служил лейтенант Дюбоск, словно помолодел лет на десять.
Дюбоск нечаянно подслушал обрывок разговора между «его» генералом и незнакомцем. «Вы спасли нас, мой друг, — прочувствованно говорил генерал, и его седые усы подрагивали. — Вы спасли честь французской армии, вы предотвратили кровопролитие! Не знаю, как и благодарить вас за то, что вы откликнулись на мою просьбу! Приехать в такую даль…»
На что незнакомец (его звали Эркюль Пуаро), как и полагается, отвечал: «Что вы, генерал, разве я мог забыть, что вы спасли мне жизнь?» Генерал в свою очередь, произнес какую-то подходящую случаю фразу, отрицая свои заслуги, и в разговоре вновь замелькали Франция, Бельгия, слава, честь и всякое тому подобное, затем друзья сердечно обнялись, и разговор закончился.
О чем, собственно, шла речь, лейтенант так до сих пор и не понял, но как бы то ни было, почетное поручение проводить Пуаро на экспресс «Тавры» было возложено именно на него, и он выполнял его с пылом и рвением, приличествующими многообещающему молодому офицеру.
— Сегодня воскресенье, — говорил лейтенант Дюбоск, — завтра вечером, то есть в понедельник, вы будете в Стамбуле.
Он уже не первый раз высказывал это соображение. Впрочем, разговоры, которые ведутся перед отходом поезда, всегда изобилуют повторами.
— Совершенно верно, — согласился Пуаро.
— Вы, видимо, остановитесь в Стамбуле на несколько дней?
— Mais oui[1]. Мне не случалось бывать там. Было бы очень жаль проехать мимо, вот так. — И он выразительно щелкнул пальцами. — Я не спешу и могу посмотреть город.
— La Sainte Sophie[2] удивительно красива, — сказал лейтенант Дюбоск, который в жизни не видел этого собора.
Свирепый порыв ветра заставил мужчин поежиться. Лейтенант Дюбоск украдкой бросил взгляд на часы. Без пяти пять — всего пять минут до отхода. Боясь, что гость перехватил этот взгляд, он поспешил заполнить паузу.
— В это время года мало кто путешествует, — сказал он, оглядев окна спального вагона.
— Вы, пожалуй, правы, — поддакнул Пуаро.
— Будем надеяться, что вас не застигнут заносы в Таврских горах.
— А такое возможно?
— Вполне. Правда, в этом году бог миловал.
— Что ж, будем надеяться на лучшее, — сказал Пуаро. — Какие сводки погоды из Европы, плохие?
— Очень. На Балканах выпало много снега.
— В Германии, как мне говорили, тоже.
— Eh bien[3], — чувствуя, что надвигается новая пауза, поспешно сказал лейтенант Дюбоск, — завтра вечером в семь сорок вы будете в Константинополе.
— Да, — сказал мсье Пуаро и, из последних сил стараясь поддержать разговор, добавил: — Мне рассказывали, что Святая София поразительно красива.
— Видимо, просто великолепна.
В одном из купе поднялась шторка, и в окно выглянула молодая женщина.
— Ну что ж.
С тех самых пор, как Мэри Дебенхэм выехала в прошлый четверг из Багдада, она почти не спала. Не спала ни в поезде до Киркука, ни в комнатах отдыха пассажиров в Мосуле; не удалось ей выспаться и прошлой ночью в поезде. И теперь, устав лежать без сна в душном, жарко натопленном купе, она поднялась и выглянула в окно.
Это скорее всего Алеппо. Смотреть тут, конечно, не на что. Длинный, плохо освещенный перрон; где-то неподалеку яростно бранятся по-арабски. Двое мужчин под окном говорят по-французски. Один — французский офицер, другой — человечек с огромными усами. Губы ее тронула легкая улыбка. Это ж надо так закутаться! Должно быть, в Алеппо очень холодно! Вот почему в поезде так безбожно топят. Она попыталась опустить окно пониже, но оно не поддавалось.
Проводник спального вагона подошел к мужчинам.
— Поезд отправляется, — сказал он. — Мсье пора в вагон.
Человечек снял шляпу. Ну и голова — ни дать ни взять яйцо! И, несмотря на одолевавшие ее заботы, Мэри Дебенхэм улыбнулась. Потешный человечек! Таких коротышек обычно никто не принимает всерьез. Лейтенант Дюбоск произнес прощальную речь. Он подготовил ее заранее и приберегал до последнего момента. Речь продуманную и блистательную.
