Как-то президент РФ собрал у себя писателей: видимо, поговорить о судьбах русской литературы
…Если бы я была президентом, я тоже все время собирала бы писателей.
Куда-нибудь к себе на дачу.
И, к примеру, читала бы им свои байки.
И Толстому (настоящему, Льву Николаичу) пришлось бы слушать мои байки и кивать головой.
Но, положим, Лев Николаич, честный человек в принципе, взял и не пришел бы ко мне.
Или пришел бы, и байки ему, к примеру, не понравились бы.
И он откровенно об этом мне (президенту, учтите) заявил бы.
Как честный человек.
А я бы взяла его – и под микитки. И на Соловки.
Пришлось бы Льву Николаичу хвалить мои байки.
Представляю себе эту картину: Лев Николаич (опасаясь Соловков) говорит мне своим красивым баритоном:
– Хорошо-то как!!!! Просто моя «Война и мир» – полный ацтой по сравнению с этим!
А ему бы вторил Федор Михалыч (который уже знает, что такое каторга, и не дай бог опять загреметь – че ему стоит похвалить мои байки?).
Михалыч бы говорил:
– Красота спасет мир.
И, опомнившись, добавлял бы поспешно:
– Красота ваших баек, имеется в виду!
Опять же Чехов – ему тоже не очень-то хотелось бы на Соловки эти, и Чехов Антон Палыч тоже говорил бы:
– Учусь у вас, Диляра Керизбековна!
А я так вальяжно отвечала бы им:
– Ну-ну, господа! Не захвалите!
И тут приносили бы самовар.
Самовар бы приносил, скажем, Горький.
И раздувал бы его сапогом, окая.
Такие картины мнятся и снятся мне в полудреме.
Грубый окрик мамы – туши свет, ложись! – возвращает меня в суровую российскую действительность.
Рассеивается предутренний туман.
Исчезают великие тени.
Охохонюшки…
Одна знаменитая писательница, которая любит посылать отборным матом своих же поклонниц, сказала обо мне, что я, мол, ярмарочный шут.
Мама заметила как бы вскользь:
– Она, наверно, аристократка: у нее все отборное – даже мат. А у тебя и мат-то простенький, так себе матерок – бля да бля… Простенький, как ты сама, матерок-то…
Поэт в России больше чем поэт
Один поэт (щас не помню фамилии) все время уверял, что в России у него больше.
Но ему поначалу никто не верил.
Говорили: вот прямо как в России – и сразу увеличивается? Так, что ли?
А он им отвечал, что сам поражается: стоит пересечь границу, как сразу – больше! Прям чувствует – всё больше и больше! На глазах прям растет.
Получается (говорили ему другие поэты, которые невыездные), у иностранцев у этих – меньше? У всех? Или только у поэтов ихних – меньше? Чем у наших?