История моего первого любовного письма печальна.
Тогда мне было пятнадцать, и я едва не лишился рассудка, когда увидел Люсиль.
Это небесное создание появилось в школе незадолго до начала летних каникул. И теперь, много лет спустя, я помню, как она впервые предстала перед классом: легкое голубое платье, нежное личико сердечком в обрамлении длинных серебристых волос. До сих пор я чувствую ее неповторимое обаяние.
Она стояла прямая, неподвижная и словно пронизанная солнечным светом. Наша учительница мадам Дюбуа оглядела класс:
— Люсиль, можешь сесть рядом с Жаном Люком, там пока свободно.
Мои ладони сразу стали влажными. По классу пробежал шумок. На мгновение мадам Дюбуа показалась мне доброй сказочной феей. Я почувствовал, как на меня вдруг свалилось совершенно незаслуженное счастье. Такое редко случалось в моей жизни.
Люсиль бросила сумку на скамью рядом со мной, а я от всей души поблагодарил своего соседа по парте Этьена, так вовремя сломавшего руку.
— Жан Люк, добрый день.
Это были ее первые слова. Взгляд светло-голубых глаз показался мне легким, как облачко.
В пятнадцать лет я не знал, что на самом деле облака весят тысячи тонн. Да и как я мог подумать такое, глядя на сахарную вату в небе!
Тогда я многого еще не знал.
Я кивнул, усмехнулся и попытался взять себя в руки. Весь класс смотрел на нас затаив дыхание. Мальчишки пересмеивались. Кровь бросилась мне в лицо. Но Люсиль улыбалась, будто ничего не замечала, и я был благодарен ей за это. Новенькая как ни в чем не бывало опустилась на указанное место и достала тетрадки. А я, ошалевший от счастья, с готовностью подвинулся. Урок начался, и мне было ясно одно: самая красивая девочка в классе отныне сидит рядом. Когда она вставала, опираясь руками о стол, я мог видеть нежный пух у нее в подмышках, смущавшую белизну кожи и скрытую под голубым платьем грудь.
Несколько дней я ходил как пьяный. Наш маленький городок под названием Йер расположен на самом юге Франции. Не в силах совладать со своими чувствами, я подолгу гулял по берегу моря или запирался в комнате и включал музыку на всю громкость. И тогда мама барабанила в дверь и спрашивала, не свихнулся ли я.
Да, я свихнулся. Но это было самое прекрасное сумасшествие, какое только можно себе представить. Мир вокруг стал другим. Да и сам я словно родился заново. С наивностью и пафосом пятнадцатилетнего мальчишки я решил, что детство закончилось, и подолгу разглядывал себя в зеркале, пытаясь увидеть изменения.
Воображение лихорадочно работало. В уме проигрывались тысячи сцен, которые всегда заканчивались одинаково: поцелуем в вишневые губы Люсиль.
Я не мог дождаться утра и начала занятий и появлялся возле школы за четверть часа до того, как дворник открывал тяжелые железные ворота. Во мне теплилась надежда застать Люсиль в классе одну, хотя она не имела привычки приходить так рано.
Помню, как-то на уроке математики я семь раз нарочно ронял карандаш, чтобы, наклонившись за ним, как бы случайно коснуться ее ноги в легкой сандалии, которую она тут же отодвигала, чтобы не мешать поиску. Наконец мадам Дюбуа бросила на меня сердитый взгляд поверх очков и призвала быть внимательнее. Я только усмехнулся: что она понимала?
Через несколько недель я увидел Люсиль с двумя ее новыми подругами возле книжного магазина. В лучах послеполуденного летнего солнца девушки смеялись и покачивали прозрачными белыми пакетами. Потом, к моей величайшей радости, они распрощались, и Люсиль, оставшись одна, на некоторое время задержалась перед витриной. Я засунул руки в карманы и развязной походкой направился к ней.
— Люсиль, привет, — поздоровался я.
Она удивленно обернулась:
— Жан Люк, ты? Что ты здесь делаешь?
— Да так… — шаркнул я кроссовкой, — просто гуляю.
Уставившись на пакет в ее руке, я тут же придумал следующий вопрос:
— Книжку купила на каникулы?
Люсиль покачала головой, и ее волосы заструились, как тонкий серебристый шелк:
— Нет, бумагу для писем.
— Ага… — кивнул я, судорожно сжав кулаки в карманах брюк. — Любишь писать письма?
Люсиль пожала плечами:
— Да, иногда. У меня подруга в Париже.
Это прозвучало не без гордости.
— Здорово! — Я посмотрел на нее уважительно и скривил губы в смущенной улыбке.
Отсюда, из глубокой провинции, до Парижа было как до Луны. Мог ли я знать, что стану известным галеристом и буду гулять по кварталу Сен-Жермен с видом светского льва?
Люсиль взглянула на меня снизу вверх, и ее глаза засияли.
— Но еще сильнее я люблю их получать.
Мне показалось, что она сказала это с намеком.
Больше я ничего не слышал, потому что именно в этот момент родилась идея, ставшая началом моего падения.
Я напишу письмо! Любовное послание, какого еще не видел свет. И адресую его самой красивой девушке в мире.
— Жан Люк, эй, Жан Люк! — Она посмотрела на меня укоризненно и сделала обиженное лицо. — Ты слышишь меня?
Извинившись, я предложил ей поесть мороженого.
— Почему бы и нет? — ответила Люсиль.
Вскоре мы сидели за столиком небольшого уличного кафе.
Люсиль листала ламинированные страницы небогатого меню, пока не изучила его вдоль и поперек. Она остановилась на мороженом под названием «Секретный удар».
![Воровская яма [Cборник]](/storage/book-covers/08/086ec5131cfee1e9284b895205abfa019c8ddf36.jpg)
