ГЛАВА ПЕРВАЯ
НЕБЕСНЫЕ КОЛУМБЫ
Рано наступившая зима 1931 года плотно укрыла искрящимся снежным покрывалом обширное Ходынское поле. Здесь, на Центральном аэродроме Москвы, расположилась авиационная бригада Научно-испытательного института Военно-Воздушных Сил Рабоче-Крестьянской Красной Армии.
Напряженная работа самого крупного в стране испытательного авиацентра идет обычным порядком. Взлетают самолеты, кружат над аэродромом, садятся. Возвратившись на землю, летчики горячо обсуждают выполненные полеты, спорят о достоинствах и недостатках испытываемых машин.
Нам, молодежи, недавно влившейся в ряды испытателей, все здесь кажется необычным, чуть ли не фантастичным.
Профиль использования новичков нока не был определен. Их внимательно изучали: опыт каждого, технику пилотирования, характер и волевые качества, физические данные.
Мы с нетерпением ожидали решения командования института. Хотелось летать.
* * *
«Назначить на тяжелый бомбардировщик ТБ-1…» Вновь и вновь перечитываю короткую строчку приказа и все больше недоумеваю: я же истребитель, по призванию и по опыту. Налет достаточный. Контрольные полеты на Р-1 и Р-5 здесь, в институте, выполнил с оценкой «отлично». И вдруг… на бомбардировщик! За что?
Надо идти к начальству. Буду возражать, спорить. Должны же все-таки учитывать профиль подготовки и наклонности летчика, считаться, наконец, с его желанием. Еще работая в школе инструктором, я мечтал о больших скоростях и высотах, о лихих боевых маневрах. А может быть, школьные-то полеты и подвели. Прямо скажу: было дело, перехлестывал. Надоедало изо дня в день выполнять одно и то же — летать с курсантами по кругу и в зону. Простора хотелось, в строевую часть тянуло. А подобру туда не отпускали. Вот и… Да и один ли я бесшабашничал… Нет, бомбардировщик из меня не получится. Сокол и в неволе уткой не станет…
Такую речь надумал сказать, но начальника НИИ в тот день, как на грех, не оказалось на месте. В Управление ВВС вызвали. Решил зайти в летную комнату. Едва перешагнул порог, как кто-то из летчиков с иронией бросил:
— Внимание, товарищи! Представляю нового летчика-бомбовоза.
От неожиданности я, кажется, даже отступил на шаг. Откуда он знает, ведь приказ подписан всего несколько часов назад? Испытатель (фамилию его запамятовал), словно угадав мои мысли, расхохотался:
— Да у тебя, Стефановский, сейчас не лицо, а копия приказа по Научно-испытательному институту! — Но тут же уже серьезно спросил: — В бомбардировщики, значит?
— В бомбардировщики…
— Вот и отлично! Наконец-то настоящим летчиком-испытателем станешь.
Товарищи, находившиеся в комнате, окружили меня. Кто-то похлопал по плечу, кто-то пожал руку. Со всех сторон слышалось:
— Поздравляю, Петро!
— Нашего полку прибыло!
— Радоваться надо, а он нос повесил.
Не спалось мне в ту ночь. Одолевали разные думы. Тяжелых воздушных кораблей я не знал, вернее, не летал на них. Сжился, сердцем сжился с маленькими, юркими, послушными в воздухе истребителями. В Каче освоил «мартинсайд», И-2бис, Р-1, Р-5. О полетах на бомбардировщиках даже не помышлял. Не знаю, с кого началось, но у многих летчиков-истребителей было предвзятое отношение к тяжелым, с виду неуклюжим самолетам. Тогда, в пору массового увлечения покорением пятого океана, почти все мы бредили бешеными скоростями, петлями Нестерова, «кавалерийскими» атаками в поднебесье. Я тоже мечтал об этом. И вдруг… на бомбардировщик.
Вспомнился наш качинский «аврушка» («Авро-504 К»). Какие только выкрутасы не выделывали на нем! Хотели взять от него больше, чем он мог дать. Нас, конечно, не миловали за это. И в моей карточке учета взысканий и поощрений появлялись неприятные для меня строчки.
Гибель молодого летчика-инструктора Юркевича, не посчитавшегося с возможностями «аврушки», несколько отрезвила нас, научила уважать авиационную технику, не подхлестывать ее там, где она уже не может дать большего. Но стремления штурмовать новое, неизведанное у нас не убавилось. Истребитель, рассуждали мы, — это боец, а без риска и смелости в бою невозможно добиться победы.
…«Бомбер» так «бомбер». Пришлось сесть за книги, беседовать с инженером, знакомиться с оборудованием пилотской кабины ТБ-1. Порядки в НИИ ВВС только внешне выглядели «домашними», без особых строевых строгостей. На самом деле здесь они были, пожалуй, более четкими, чем в летной школе. На каждый день мы получали определенное и довольно трудоемкое задание.
Постепенно я увлекся изучением новой техники. ТБ-1 в то время был самым внушительным воздушным кораблем. На нем устанавливались два мотора М-17, каждый мощностью 500-680 лошадиных сил. Экипаж состоял из шести человек. Стрелковое вооружение — шесть спаренных пулеметов Дегтярева — размещалось на трех турелях. Бомбовая нагрузка составляла 1000 килограммов.
Серийный самолет этого тина со снятым вооружением, названный «Страна Советов», совершил в период с 23 августа по 30 октября 1929 года исторический перелет из Москвы в Нью-Йорк. В состав экипажа входили командир С. А. Шестаков, морской летчик Ф. Е. Болотов, штурман Б. В. Стерлигов и бортмеханик Д. В. Фуфаев. Перелет выполнялся по маршруту Москва — Омск — Хабаровск — Петропавловск-на-Камчатке — остров Атту — Сиэтл — Сан-Франциско — Нью-Йорк. Общая протяженность пути — 21242 километра — была пройдена за 137 летных часов. Значительная часть маршрута — 7950 километров — пролегала над водным пространством. На этих участках колесные шасси заменялись поплавочными. Техническое руководство перелетом осуществляли известные конструкторы В. М. Петляков и Р. Л. Бартини. Первый — над сушей, второй — над водной частью пути.
