Анна Сабашникова. В час Химеры
«У меня немного страстей и немного пороков; но и те, и другие доведены до крайности. <…> Настоящая страсть не признает пользы, не признает никакой выгоды, никаких преимуществ. Она живет, как искусство, сама ради себя. Искусство ради искусства, доблесть ради доблести, храбрость ради храбрости, любовь ради любви, опьянение ради опьянения, наслаждение ради наслаждения. <…> Я всегда жил против всего и против всех, утверждая, подтверждая и превознося себя самого… Я играл с судьбой, играл с событиями, с гримасами случая, со сфинксами и с химерами». Так на склоне лет писал о себе Габриэле Д’Аннунцио. В этих словах, как и во всем его творчестве, как и в самой его жизни, предельная откровенность сочетается с актерством и самолюбованием. Он весь был соткан из противоречий, ибо никогда и ни в чем не знал меры. Его поэтический гений породил удивительные по чистоте и гармоничности строки и, вместе с тем, образцы вычурного стиля, иной раз явно отдающего дурным вкусом. Его политические взгляды находили отклики в душе ультралевых и ультраправых. Он упивался светской жизнью, а потом уединялся на какой-нибудь вилле, испытывая подлинный восторг от слияния с природой. Безудержная храбрость, сделавшая его национальным героем, граничила с необузданным авантюризмом, вызывавшим снисходительные улыбки. Он был властителем дум не одного поколения, а умер всеми забытый, хотя и вознесенный до небес режимом Муссолини. И, что неизбежно Для столь неординарной личности, в реакции на него современников и ближайших потомков также наблюдался некоторый перекос: порой его превозносили за риторику и демагогию, обходя вниманием проявления истинного таланта, и боготворили им же самим созданный образ, не замечая подлинной личности. А в результате та же риторика и то же позерство в восприятии следующего поколения вызвали отторжение и стойкую ассоциацию имени Д’Аннунцио с идеологией фашизма.
В России судьба наследия Д’Аннунцио оказалась еще более драматичной. В начале прошлого века он был необычайно популярен в литературной и театральной среде, близкой символизму, и очень скоро стал ключевой фигурой декаданса. Его переводили Балтрушайтис, Брюсов и Вячеслав Иванов, о нем писали Луначарский, Венгерова, Осоргин, Левинсон, его ставили Евреинов, Ленский, Мейерхольд, а над декорациями к спектаклям работали Серов, Бакст, Добужинский, Билибин. Потом у нас произошла Октябрьская революция, а Д’Аннунцио тем временем был провозглашен национальным гением фашистской Италии. Понятно, что при таком положении дел ни о каких изданиях на русском языке не могло быть и речи: декадентов в Советском Союзе никогда не жаловали, что уж говорить об авторе, состоявшем в личной переписке с Муссолини. В последние десятилетия интерес к творчеству Д’Аннунцио оживился, хотя вокруг его имени по-прежнему больше легенд, чем фактов, а творчество его знали скорее понаслышке.
Теперь, когда по прошествии целого столетия с того рубежа веков появилась, наконец, возможность взглянуть на жизнь и творчество Д’Аннунцио непредвзято, можно видеть, насколько и то и другое отражает дух переломной эпохи, отринувшей «золотую середину» и начавшей выражать невыразимое, совмещать несовместимое, метаться из крайности в крайность в поисках нового эстетического идеала.
Габриэле Д’Аннунцио родился 12 марта 1863 года в городе Пескара, на Адриатическом побережье Абруцци — южной провинции недавно объединившегося Итальянского королевства, и был третьим из пяти детей в семье Франческо Паоло Рапаньетта Д’Аннунцио и Луизы де Бенедиктис. С самого детства мальчик выделялся среди сверстников явной одаренностью и непомерным честолюбием. Отец рано обратил внимание на незаурядные способности сына и всерьез задумался о его образовании. В результате в 1874 году одиннадцатилетний Габриэле отправляется учиться в Прато, в престижный колледж Чиконьини. Оказавшись в Тоскане, он первым делом стремится избавиться от акцента родной провинции и за считанные месяцы овладевает правильной тосканской речью не хуже новых приятелей из Сиены и Флоренции. По окончании первого года он — лучший в классе, и так будет всегда, честолюбивый юноша никогда не позволит никому и ни в чем себя обойти. При этом в удовольствиях он себе отнюдь не отказывает: волочится за горничными, взахлеб читает запрещенные книги, пишет стихи и мечтает о любви и славе. А ночами — упорно учится. «Я чувствую, как у меня в душе и в голове впервые затрепетал огонь приближающейся молодости, — пишет он другу в 1879 году. — В сердце прочно обосновалась неуемная жажда знаний и славы, которая часто вгоняет меня в черную, мучительную меланхолию и заставляет плакать: я не выношу никакого гнета… страстный любитель нового Искусства и красивых женщин…» Из колледжа Д’Аннунцио выходит два года спустя, имея диплом с отличием, опубликованный сборник стихов «Primo Vere» (вызвавший негодование профессуры колледжа, посчитавшей стихи непристойными) и твердое намерение завоевать мир.
Начинается взрослая жизнь поэта. Жизнь, которую Д’Аннунцио сознательно от начала и до конца строил как произведение искусства. Вспоминая, как в возрасте 14 лет он поцеловал девушку в музее перед бронзовой Химерой, Д’Аннунцио писал: «Великое, исполненное страсти событие так и осталось для меня часом Химеры, ведь именно тогда жизнь моя начала быть моим искусством, а мое искусство начало быть моей жизнью».
