(C) Кудрин О., 2005
(C) ВГТРК, 2005
(C) ЗАО "Издательский дом "Гелеос"", 2005
(C) ЗАО "Л Г Информэйшн Груп", 2005
Старая цыганка Ляля-Болтушка чувствовала, что ей совсем мало осталось. С этим миром она прощалась легко и даже радостно. А о чем жалеть? Жила долго, весело. Бывали, конечно, и горе и горечь. И нужда большая порой приходила.
Так ведь как же без этого? Без этого и счастья настоящего не почувствуешь.
Какое же мясо без соли и перца?
А лучше всего ей было от мысли, что там, по ту сторону мира, она встретит свою любимую внучку, красавицу Раду. Очень Ляля ее любила и никак не могла смириться с тем, что здесь, на этом свете, совсем мало с Радушкой пообщалась…
Но была и боль. Очень страшно оставлять шуструю, глазастую пигалицу — Кармелиту, правнучку. Как-то раз Ляля погадала ей, совсем еще маленькой, на любовь грядущую. И пожалела, что сделала это. Сколько же там всего накручено, наверчено в судьбе кармелитиной… Все у нее нехорошо пойдет, неправильно. И не по прямой дороге, отсюда — и туда, а колесом, по кругу бессмысленному. Целых пять раз круг жизненный обернется, прежде чем выедет Кармелита на колею правильную.
Радостную ли? Неизвестно.
Но правильную…
Тяжело оставлять малышку наедине со всем этим. И главное. — отец ее, Баро Зарецкий, в судьбе кармелитиной будет вроде как защитник, да не помощник (надо же, как в жизни бывает!).
Оттого и смотрела Ляля-Болтушка на Кармелиту с тревогой. Но сказать ничего не могла и не хотела. Только слезы, собиравшиеся в старушечьих глазах, выдавали ее тревогу. Кармелита, увидев их, всегда спрашивала: "Бабушка Лялечка, хорошая моя, ты что, умираешь?" "Да, — отвечала Ляля, улыбаясь. — Я теперь каждый день по чуть-чуть умираю. С тем и живу…"
Девочка не понимала ответа, но слово "живу" ее успокаивало.
Однажды, когда Ляле совсем плохо стало, она иначе ответила:
— Стой, Кармелита. А вот теперь я и вправду ухожу. Знаю: то, что сейчас скажу, все равно не запомнишь. В детской голове места много — быстро все выветривается. Но, может, хоть что-то в сердце останется.
И заговорила Ляля так, будто была уже не в этом мире, где есть "сегодня" и "завтра", а в том, где нет ни прошлого, ни будущего. И все видно, как на ладони:
— Как бы тебя, внученька, ни било на ухабах, терпи и не сдавайся.
Кривая, правду говорят, вывезет. Только в кибитку чужую не садись! И во двор свой не ходи! И подарков свадебных бойся! Но самое страшное — будь готова предать, чтобы спасти… Спасти… И не сдавайся…
На проводах Кармелита много плакала, но слова Лялины последние многажды повторяла, надеясь, что хоть что-то останется, где-то в душе запишется.
Света сидела перед мольбертом в ожидании. Всякий художник знает это предощущение образа. Оно возникает за секунду до того, как смутные мысли, чувства, запахи, звуки выплескиваются на пустой (пока еще) холст.
Но неожиданно в дверь позвонили. И все светины мысли материализовались, однако не на холсте, а в жизни. В образе ее лучшей подружки.
— Кармелита! Как ты здесь очутилась? У тебя же очередной домашний арест! Тебя что, отпустили?
— Ну, конечно!.. Никто меня не отпускал. Только ты никому не говори, что я здесь.
— Да кому я расскажу! Ты лучше… Ты говори! Что произошло?
— Я сбежала!
— Откуда? Из дому?
— Нет, с репетиции. Прямо из театра.
— Из театра? А что, там уже можно репетировать?.. Жаль, этот вопрос Баро Зарецкий не слышал. Его человеческими стараниями (и денежными вливаниями) бригада строителей расстаралась — за неделю так обработала заброшенный театр, что там уже можно смело выходить на сцену, не боясь провалиться в подвал.
— Да, Света. Репетировать можно. И сбегать оттуда можно. Отец же охранника нашего, Рыча, ко мне уже насовсем приставил. Он мне шагу ступить не дает.
— От кого же он тебя охраняет? — спросила Светка, в общем-то, заранее зная ответ.
— От Максима. От кого же еще!
— Понятно. А Максим о сегодняшнем побеге знает?
— Откуда? Я сразу к тебе прибежала.
— Это правильно. Здесь тебя никто искать не будет. А если и будет, я так спрячу, что в жизни не найдут.
— Подру-у-жка, — Кармелита нежно чмокнула Свету в щечку и тут же попросила. — Дай воды попить… в горле все пересохло… от волнения.
Представляю, что там сейчас с отцом. Ух, как же он на меня сейчас злится.
Кармелита жадно выпила стакан воды. И вспомнила старую поговорку: нет ничего слаще чистой воды и запретной любви. Как будто про нее сказано.
— Что ты собираешься делать? — поинтересовалась Света.
— Не знаю… — недавняя решительность Кармелиты испарилась, как вода из лужи.
И Света взяла инициативу в свои руки:
— Не дрейфь, подруга! Все будет хорошо! Прежде всего нужно сказать Максиму, где ты.
А Максим в это время сидел в своем гостиничном номере и думал, как ему жить дальше. От Кармелиты он не отступится. Никогда! И никуда из Управска без нее не уедет.
Что-то зацепило его в этой мысли: "Из Управска без нее не уедет…"
А с ней?..
В дверь резко постучали. И даже не постучали, а толкнули ее, пытаясь открыть. Но надежный, старого литья и сборки замок не поддался.
И уже только после этого постучали. Точнее — прогремели.
"Что-то случилось!" — подумал Максим и открыл дверь.