Степная осень с порывами холодного ветра и низкими темными тучами, предвещавшими скорый снег, загнала обитателей большого племени в свои жилища. Мрачная погода отпугнула даже детей, и почти все они скрылись от ветра в просторной веже[1] Недвиги.
Женщина рада была маленьким гостям. Она знала, чем может угодить ребятишкам и, усадив их вокруг себя, рассказывала сказки. Это было ее любимым занятием, и бывало, что и взрослые, управившись с дневными заботами, слушали ее вечерами. Ну а уж дети-то внимали ее рассказам с превеликим удовольствием. Сказок и историй она, скитаясь по землям, населенным разными народами, наслушалась за свою жизнь предостаточно и теперь охотно делилась ими с детишками, чтобы набирались житейского опыта и мудрости, которой подчас так не хватает людям в суровой жизни племени.
Но как бы ни интересен был рассказ пожилой женщины, едва на улице раздался радостный крик: «Люди, выходите! Отряд возвращается! Едут, едут!» – ребятню словно ветром сдуло, и вежа враз опустела.
«Вот пострелята», – по-доброму улыбнулась Недвига и поспешила следом за ними встречать воинов. Они возвращались с последнего набега перед долгой и трудной зимой, и от его результата зависело, как племя переживет ее.
Недвига величаво, как подобает жене вождя, выплыла на улицу и огляделась зоркими очами. Она давно перестала вести счет своим годам, но лицо ее, несмотря на морщины, оставалось довольно привлекательным, и чувствовалось, что в молодости она была очень красива. Теперь седина сменила шелковистую чернь волос. Подводили ноги, все чаще давая о себе знать усталостью и ломотой перед непогодой. Зато глаза оставались зоркими и совсем не потеряли своего цвета, даже стали темнее, чем были в молодости, а взор их приобрел еще большую проницательность.
Воины спешивались, смеясь и радостно переговариваясь с сородичами. Все были счастливы: и воины, и их близкие-родные. Никто не погиб в бою, не покалечился, и поход в общем удался – невдалеке стояла большая группа пленных женщин и детей, изможденных, грязных, растрепанных.
Стройный седовласый мужчина спрыгнул с коня и, отдав поводья подбежавшему рабу, поспешно двинулся к Недвиге. Невольно она залюбовалась им, своим родным, дорогим сердцу и душе мужем, бывшим в ее жизни всем – надеждой, опорой, другом и любимым человеком.
Он, несмотря на годы, держался молодцевато, оружием пользовался умело и никому не уступал в верховой езде. Но Недвига исподволь уже подводила его к мысли уступить место вождя более сильному и молодому преемнику и удалиться на покой, чтобы обучать военному мастерству юных воинов, передавать им свой опыт.
Богатства за годы совместной жизни накоплено столько, что хватит до самой смерти, да еще и останется многочисленной родне. Совместных детей они не нажили, но у вождя были племянники, которых он любил как собственных чад. Так что безбедная старость им обеспечена. Чего зря надрываться?
Этот поход очень беспокоил Недвигу. Все глаза проглядела, ожидая любимого, тревожась за него – ведь не мальчик уже, и даже пустяковая рана на теле может привести к гибели. Да и натура противника была известна Недвиге не понаслышке: славяне и русы сильны, в бою отважны и на военную хитрость горазды.
Но разве удержишь вождя и его народ, когда лазутчики донесли, что возвращается князь Олег с большой добычей из богатых Греков[2], – ну как тут не воспользоваться случаем, не отобрать у него хоть малую часть? Сами даже днепровские пороги, видимо, и созданы для того, чтобы великий сосед делился добычей с маленьким, которому одолеть море и могучее царство не под силу, повесить щит на вратах Царьграда невозможно – зато пограбить, устроить засаду очень даже с руки.
Засаду устраивали с особой тщательностью. Надо было пропустить передовой отряд с бравым Олегом далеко вперед, а напасть на последние ладьи, чтобы потери были невелики. А иначе никак не одолеть храбрых русов, хоть и опьяненных победой, но бдительных и на организацию обороны скорых.
– Ну, здравствуй, Недвига. Заждалась? – Мужчина подошел к жене почти вплотную, и от его близости заволновалось сердце, затрепетала душа, будто и не прожили вместе так много лет, а все еще, как и прежде, молодые, здоровые, не представляющие жизни друг без друга.
– Все глазоньки проглядела, ожидаючи, – вздохнула женщина, испытывая огромное желание кинуться ему на шею и всплакнуть от радости, но нельзя: суровая жизнь племени не терпит проявлений на людях ласки, и лишь грубая сила здесь в почете.
– Удача сопутствовала нам всю дорогу. Посмотри, сколько пленных захватил я, – с гордостью произнес вождь, небрежно махнув рукой в сторону скученных, изможденных рабов, выдержавших тяжелый путь по морю и Днепру.
Недвига снисходительно улыбнулась. Муж, как дитя малое, все хочет ее чем-то удивить, хотя и знает, что богатство никогда не волновало ее, а к пленникам она относилась с состраданием, принимая это зло как неизбежность, которую не в силах предотвратить. Но, прежде чем муж уводил рабов на продажу, она всегда разговаривала с бедными людьми, расспрашивала их, ожидая хоть под конец жизни встретить знакомого или просто того, кто мог бы рассказать ей об оставленных далеко отсюда родных.
