Хороший друг позволяет тебе выплескивать на него свою желчь, даже если он считает, что ты невыносимо скучен. Так оно и было, когда Грейсон, граф Хоксуэлл, воспользовался дружбой Себастьяна Саммерхейза, пока они ехали в его карете одним солнечным августовским утром.
— Я проклинаю тот день, когда моя кузина представила меня этой мерзавке, — в бешенстве прорычал Грейсон. Он поклялся себе, что больше не будет давать волю своему гневу, но просто кипел при одной мысли об идиотизме собственной жизни и не смог удержаться от того, чтобы не излить свое горе лучшему другу Себастьяну.
— А что, Томпсон напрочь отказался с тобой сотрудничать? — спросил Саммерхейз.
— В том-то и дело, черт бы его побрал. Хотя ее опекун согласился поддержать меня в моем желании начать новое расследование, и тогда, с помощью Провидения и суда, к концу года мои несчастья, может быть, кончатся.
— По-моему, не имеет смысла вмешиваться в расследование. Если он даже и попытается это сделать, ничего хорошего не выйдет.
— На этом настаивает скорее не он, а его жена, а он доволен существующим положением дел. Он контролирует компанию, а это все, что ему нужно. Если же будет найден выход из этого тупика, он рискует потерять все.
— Хорошо, что ты решил уехать из Лондона. Тебе не помешает покой и отдых.
Как истинный друг, Саммерхейз понимающе улыбнулся, хотя в этой улыбке проглядывало сочувствие врача, беспокоящегося за состояние здоровья пациента, которого он старался утешить.
Хоксуэлл понял скрытый намек, и его гнев сменился горечью.
— Я смешон, не так ли? Таково наказание за то, что я женился, продавшись за тридцать сребреников.
— Подобные браки заключаются сплошь и рядом. Просто ты оказался жертвой странных обстоятельств, вот и все.
— Будем надеяться, что эти обстоятельства скоро изменятся. Я уже в долгах по самое некуда, хотя распродал все, что мог. Зимой мне, наверное, придется питаться одной овсянкой.
Потом разговор друзей перешел на другие темы, но в глубине сознания мысли Хоксуэлла все еще были заняты головоломкой, мучившей его уже два года. Верити утонула в Темзе, но ее тело так и не было найдено. Почему она оказалась в реке в день свадьбы, почему она вообще сбежала из дома, осталось загадкой. Нашлись те, кто обвинял во всем его.
Этому немало способствовала его давняя репутация человека несдержанного, с тяжелым характером, но даже дураку было понятно, что исчезновение Верити было не в его интересах. Неподтвержденный брак был двусмысленным. Это более чем ясно объяснил ему ее опекун, решительно отказавшись передать в его руки доход с ее наследства. Церковь должна будет решить, было ли замужество на самом деле, если Верити вообще когда-либо объявят мертвой. А пока…
А пока ее муж, а может быть, и не муж, должен ждать. Пока она официально еще жива, он не может снова жениться. Деньги, которые привели его к алтарю, были для него недоступны. Он был в полной неизвестности.
Бессилие раздражало его. Он отказывался считать себя заложником судьбы. Но хуже всего то, что это могло продолжаться годы.
— Я ценю твое сочувствие, Саммерхейз. Ты слишком добр, чтобы сказать мне, что я зануда. С твоей стороны великодушно пригласить меня погостить у тебя, прежде чем я отправлюсь верхом в свой Суррей.
— Ты вовсе не зануда. Ты оказался перед неприятным выбором меж двух зол, и мне жаль, что я не могу предложить тебе никакого решения. Поскольку ты не позволяешь мне помочь тебе деньгами…
— Я не хочу еще глубже залезать в долги. Тем более что у меня нет никаких перспектив расплатиться.
— Я понимаю. Но если все же дело дойдет до овсянки, может быть, ты примешь мое предложение ради твоей кузины Коллин и ее матери?
— Не могу.
Хотя, конечно, мог. Если его дела будут совсем плохи — придется. Одно дело — страдать самому, но совсем другое — если это коснется тех, за кого он несет ответственность. Он уже чувствовал немалую вину, но не только перед кузиной и тетей, а еще и перед теми людьми, которые жили на его наследственных землях и заслуживали гораздо большей заботы и щедрости, чем он мог себе позволить.
— Ты предупредил свою жену, что вернешься на день раньше? — спросил он.
Саммерхейз женился весной, а его жена часто навещала своих подруг, живущих в Миддлсексе. Этим летом, из-за жары, она предпочла погостить там подольше.
— Я вчера так поздно закончил свои дела, что уже не смог. Это будет моим сюрпризом. Думаю, Одрианна не будет против.
Хоксуэлла восхитила уверенность, с которой его друг отозвался о своей жене. Обычно женщины возражали, если мужья вмешивались в их планы. Если бы это были не Саммерхейз и его жена Одрианна, появление мужа на день раньше могло бы вызвать неловкость и повлекло за собой семейные разборки.
Карета проехала по главной улице деревни Камберуорт. Рядом, привязанная к экипажу, бежала черная лошадь Хоксуэлла. Когда доберется до Суррея, он навестит свою тетю и объявит, что скоро ей придется продать городской дом. Встреча будет не очень приятной.
Еще менее приятными будут его переговоры с управляющим поместьем. Тот снова начнет советовать ему огораживание общинных земель[1]. Хоксуэлл и раньше отказывался следовать подобным современным методам. Он хотел избежать трудностей, с которыми, в случае огораживания, столкнулись бы семьи, чья жизнь зависела от этой земли.
