Дороти еще раз посмотрела на изящные золотые часики, украшавшие ее тонкое, почти девичье запястье. Глядя на эту сорокалетнюю женщину, вряд ли кто-нибудь осмелился бы дать ей больше тридцати лет. Ухоженные светлые волосы, стильная стрижка. Тонкая талия, которую не испортили даже две беременности, и горделивая осанка красивой зрелой женщины.
Даже дома Дороти умудрялась выглядеть так, словно готовилась выйти в свет, на очередной торжественный ужин по случаю успеха ее мужа Фрэнка Эбигейла, видного в Филадельфии политика и общественного деятеля. Неизменная шелковая блузка и приталенный пиджак. Юбка до колен или свободные брюки. Минимум украшений. Однако даже этого минимума всегда было более чем достаточно, чтобы оценить баснословную стоимость фамильных драгоценностей.
Странно, Эйприл обещала прийти к восьми, подумала Дороти в тот самый момент, когда раздался пронзительный звонок в дверь.
— Привет, дорогая!
Дороти распахнула дверь и расплылась в счастливой улыбке. Визит дочери и впрямь стал для нее истинным счастьем. Эйприл настолько кичилась своей ранней самостоятельностью, что возвращение в родное гнездо представлялось ей гнетущей необходимостью. Дороти, конечно, не могла этого не чувствовать, однако в целях сохранения хоть какого-то, пусть и хрупкого мира делала вид, что не замечает холодности и скучающего взгляда дочери.
— Здравствуй, мам. — Молодая высокая девушка без особой охоты поцеловала Дороти в душистую щеку.
— Я ведь тебя тысячу раз просила не звонить в дверь. У тебя ведь есть собственные ключи от нашего дома, — с легким укором заметила Дороти, пропустив дочь вперед.
Эйприл нарочито тяжело вздохнула.
— Мам, не начинай ради бога свою старую песню. Я ведь уже давно не живу с вами.
— Но ты ведь не чужая для нас! — парировала Дороти, с потаенной гордостью рассматривая дочь.
Эйприл и впрямь превратилась в настоящую красавицу. Впрочем, гадким утенком она никогда не была. С самого рождения девочка чувствовала на себе умиленные взгляды родных и друзей, сейчас же Эйприл расцвела как весенний цветок.
Нежная девичья красота, однако, не соотносилась с крутым нравом. Дороти порой казалось, что ее дочь отлита из бронзы, настолько тверда она была в принятии каких-либо решений. С раннего детства Эйприл отказывалась слушать советы родителей и поступала так, как считала нужным. Она могла неделю ничего не есть и не выходить из дома, если родители вставали на ее пути. В результате Дороти и Фрэнку приходилось идти на уступки. Стоит ли говорить, что к двадцати годам упрямство и своеволие в Эйприл укоренились и расцвели махровым цветом?!
Удивительно, до чего же разные у нас выросли дети, невольно подумала Дороти, отведя взгляд от дочери. Младший сын Стэнли, напротив, никогда не проявлял особой настойчивости. Если, конечно, не считать его категорического отказа учиться. Будь его воля, Стэнли бы целыми днями спал или веселился с друзьями на вечеринках. Дороти надеялась, что Стэнли вскоре благополучно минует переходный возраст и возьмется за ум. Он обладал незаурядными умственными способностями, что подтверждали многие школьные учителя, однако они же выставляли ему самые низкие оценки, так как Стэнли не прилагал ни малейших усилий к обучению.
— Проходи, детка.
— Мама, умоляю, перестань меня так называть, — огрызнулась Эйприл. — Терпеть не могу сюсюканья!
— Вот станешь матерью, и сама начнешь так же обращаться к любимому ребенку.
— Во-первых, я уже давным-давно не ребенок. А во-вторых, если ты еще не поняла, я не спешу превращать тебя в бабушку, — довольно резко ответила Эйприл, опустившись на шикарный кожаный диван, стоявший посреди гостиной.
— Давай не будем начинать с ссоры, — мягко попросила Дороти, присев рядом с дочерью.
Эйприл согласно кивнула.
— Мы ведь так давно не виделись. — Дороти снова принялась разглядывать дочь.
Огромные зеленые глаза миндалевидной формы рассеянно блуждали по стенам. Наверняка у Эйприл масса поклонников. Жаль, что она никогда не делилась со мной своими секретами, подумала Дороти.
Многие ее подруги рассказывали, что у них с дочерьми нет никаких тайн друг от друга, словно у лучших подружек. У нее же с Эйприл никогда не было особо доверительных отношений. Дороти понятия не имела, в какого мальчика была влюблена ее дочь или во сколько лет впервые поцеловалась.
— Мам, прекрати на меня глазеть, — не выдержала наконец Эйприл. — Я ведь не диковинка какая-нибудь. К тому же мы виделись меньше месяца назад. Честно говоря, если бы ты вчера не позвонила мне и не пригласила на ужин, то… — Она не договорила из опасения обидеть мать.
По мнению Эйприл, Дороти была слишком уж чувствительной и мнительной. И как только папа ее терпит?! Впрочем, у отца всегда столько работы, что ему некогда обращать внимания на жену. Эйприл на себе ощутила, насколько занятой человек ее отец. Она могла по пальцам пересчитать, сколько раз за всю ее жизнь они вместе ходили в парк или в кино.
Дороти тяжело вздохнула, словно угадав невеселые мысли дочери, и решила немедленно сменить тему:
— Детка, я приготовила твои любимые индейку и пирог с черносливом.
Эйприл усмехнулась.
