Воздушный патруль никогда не дремлет, но патрульные обычные люди. Я работаю в дневную смену. Мы просыпаемся очень рано, почти как школьники. И тем и другим, приходится ни свет, ни заря вставать с уютных кроватей и лететь по делам. Нам на службу, а школьникам успеть в школу до часа пик. Так требуют правила безопасности. Причём половина уроков как раз посвящена теории и практике полётов.
Когда учился в школе, я часто мечтал о днях, когда смогу поспать подольше, но выбрал именно ту профессию, где требуется рано вставать. В этом нет ничего удивительного, если учесть, что я был одним из лучших в школе по лётному делу. Людям вроде меня всегда найдётся работа. И моё приглашение в академию воздушного патруля — закономерность, а не случайное стечение обстоятельств. Я не возражал. В полёте вся моя жизнь. Я не мыслю своего существования без крыльев. Так что работа патрульным хранителем, как раз для меня. Целый день в воздухе, что ещё нужно для счастья!
Сын весь в меня. Тот же талант к полётам и полное нежелание просыпаться по утрам.
Вот и сегодня, сквозь сон, чувствую как встаёт жена, чтобы приготовить завтрак и разбудить младшего соню. Второе труднее и требует большего героизма. К счастью, обоих качеств у жены с избытком и я искренне сочувствую отпрыску. У него нет ни малейшего шанса. Я оказался прав. Когда, наконец, просыпаюсь достаточно, чтобы встать с кровати и отнести бренное тело в душ, сын уже сидит за столом в кухне и с видом великомученика ковыряет кашу. При моём появлении бурчит, что-то напоминающее доброе утро и ехидно спрашивает маму.
— Почему ты меня каждый день будишь, а папу нет?
На традиционный вопрос следует привычный ответ.
— Потому что папа сам просыпается, а если тебя не разбудить, ты встанешь только к полудню (забавное слово, оставшееся от людей наверху, если кто не знает). Научись просыпаться по будильнику и нет проблем.
Хмыкаю. Я действительно просыпаюсь сам, но мне это не доставляет никакого удовольствия.
— Доброе утро, солнышко (очередной анахронизм, что такое солнце мы знаем только теоретически).
Я рассеянно чмокаю жену в щёку и отправляюсь в душ.
После утренних процедур и завтрака наступает пора лететь на работу. Сын направляется в ангар.
— Сынок, давай полетим вместе?
— Нет, я уже не маленький, — передёргивает плечами продолжатель моего славного рода, досадуя, что я не понимаю столь очевидных вещей.
Нет, я не считаю его маленьким. Я чувствую гордость, когда вижу, как он ловко управляется с крыльями. И он это знает. Может, когда-нибудь он пойдёт по моим стопам и станет хранителем. Не хочу загадывать. Давить на него не собираюсь, а навыки отличного летуна пригодятся в любой профессии. Не говоря уж о льготах и прибавке к жалованью.
Я останавливаюсь перед широким панорамным окном. Оно находится в конце коридорчика, слева от входа в ангар. Я всегда задерживаюсь на несколько мгновений, чтобы полюбоваться видом, который притягивает и манит меня с детства. Зовёт немедленно надеть крылья и пуститься в полёт.
Мне рассказывали, что наверху, на Земле, бывает день, когда всё заполняется солнечным светом. Понимаю, представить трудно. У нас день — всего лишь время суток. Всё это кажется странным. Что людям делать с таким количеством света? У нас всегда царит полумрак. Чем ближе к поверхности, тем больше света, но я предпочитаю наши средние ярусы. Глазам легче, не приходится привыкать к слишком резким переходам различных оттенков сумерек во время полёта.
Учёные говорят, что наше зрение приспособилось к жизни во тьме, поэтому мы теперь в темноте видим так же легко, как люди наверху при свете. Они называют это мутацией. Умничают. В своих выдолбленных в скалах квартирах, у нас тоже есть свет. Даже очень комфортная и оборудованная пещера, всё равно остаётся пещерой, а мы не летучие мыши. Но в свободном пространстве предпочтительнее родное зрение.
Я с удовольствием смотрю на россыпь огоньков, мечущихся в пространстве. Я патрульный хранитель из воздушной гвардии и призван наблюдать за спокойствием летунов.
Жена обвивает меня сзади руками и прижимается щекой к шее.
— Нам надо сменить ковровое покрытие, да и панели на стенах устарели.
Я поворачиваюсь к жене лицом и обнимаю в ответ.
— Хорошо, займись этим сегодня, подбери по цвету, прикинь что к чему. Придётся нанимать рабочих, составлять смету. Вечером, когда вернусь, посмотрим насколько нам по карману новая отделка.
— Я хочу в спальне синие панели, помнишь я показывала, как по телевизору. А деньги, — лёгкое пожатие плеч, — можем взять кредит.
Мне не хочется углубляться в подробности предстоящего ремонта, поэтому я, вместо ответа, целую жену и направляюсь в ангар.
Сын уже нацепил крылья или, точнее вдел себя в них, и сейчас нажимает пульт дистанционного управления. Ворота из толстенного ничемнепробиваемого стекла мягко раздвигаются. Сын улыбается мне и рыбкой уходит вниз. Через мгновение крылья раскрываются, и ещё одна большекрылая птица легко и уверенно вписывается в воздушный поток, скользит вниз к рою таких же летунов.
Я уже заканчиваю впрягаться в сбрую, когда включается аппарат внутренней связи.