Со 2 декабря 1919 года Амброза Смолла, жителя города Торонто, что в Канаде, никто больше не видел <…>. Он исчез, оставив по себе более миллиона долларов…
Ещё до того, как я заглянул в дело Амброза Смолла, моё внимание было привлечено к нему одним, на первый взгляд, совпадением. В самом деле, неужели одно тут связано с другим? Это казалось такой нелепостью, что я, умудрённый обширным опытом, сразу же не на шутку задумался. Ведь примерно за шесть лет до исчезновения Амброза Смолла исчез Амброз Бирс. Газеты всего мира наперебой воздали должное загадке Амброза Бирса. Но можно ли соотнести исчезновение одного Амброза из Техаса с исчезновением другого Амброза из Канады? Уж не коллекционирует ли некто Амброзов?
— Книги Чарльза Форта
Тем вечером мой дядя Амброз, дядюшка Эм, домой не пришёл. В пору окончания рабочего дня он был в дозоре где-то в городе, я же, ничем не занятый, сиднем сидел в конторе — а именно в офисе Детективного агентства Старлока, где мы с дядюшкой работали; а потому с наступлением положенного часа я отправился восвояси — то есть туда, где мы снимали на двоих меблированную комнату, — надеясь, что к шести дядюшка объявится и мы вместе где-нибудь поужинаем. Но он не объявился и к семи, когда я уже настолько проголодался, что не вытерпеть; я прошвырнулся до Кларк-стрит и заказал там фирменное жаркое.
За кассой оказалась Эстелла Бек, квартировавшая в одном с нами доме; она была слишком занята для разговора, когда я делал заказ, но постепенно толчея уменьшилась, и к тому времени, как я покончил с едой, Эстелла подошла ко мне.
— Привет, Эдди, — произнесла она. — Где-то пропадал несколько дней?
— Нельзя же всё время есть жаркое, — отвечал я.
— Всё время я здесь не работаю. Заканчиваю в полвторого.
— Когда я давно в постели, — парировал я. — По утрам ведь встаю в полвосьмого. И уж если дожидаться тебя до половины второго, то не лечь мне ранее четырёх. Или — лечь? Не отвечай, а то я поддамся соблазну.
Она скорчила мне рожицу.
— Ещё кофе? А где же Эм?
— На первый вопрос — «да», — ответил я. — А на второй — «не знаю». Вероятно, заработался допоздна.
— Либо его сцапал коллекционер Амброзов.
— Чего-чего?
Но Эстелла уже удалилась — заново наполнить мою кофейную чашку; мне пришлось дождаться её возвращения, чтобы вновь спросить:
— Что ещё за коллекционер Амброзов?
— Никому неведомо.
— Ну, здрасьте, — сказал я. — Зачем кому-то коллекционировать Амброзов?
— Тоже пока не выяснено.
— Так-так… — ответствовал я. — А знаешь ли ты, что тебя ждут двое новых посетителей, да и начальник на тебя посматривает? Хочешь вылететь с работы?
— А что, и хочу!
Всё же Эстелла вернулась за прилавок, чтобы встретить новых клиентов. Я посматривал на неё поверх своей кофейной чашки, гадая, то ли я глупец, то ли здравомыслящий человек. Мы с дядюшкой Эмом знали Эстеллу уже давно; она бросила подвизаться на той же ярмарке в том же сезоне, что и мы, и прибыла в Чикаго в одно время с нами. С тех пор мы постоянно с ней виделись, но лишь в последние несколько месяцев квартировали все в одном доме. Так или иначе, а всё же я слишком хорошо знал Эстеллу и всерьёз ей симпатизировал, чтобы возжелать с ней мимолётных встреч; однако я также был весьма далёк от стремления к союзу, который грозил бы сделаться постоянным.
Но сидя вот так и наблюдая за ней, я подумал, а не прав ли был дядюшка Амброз, когда говорил, что я просто псих, если так смотрю на вещи. А вспомнив про дядюшку Эма, я подумал, что он, должно быть, уже вернулся домой, а потому я побыстрее покончил с кофе, помахал Эстелле на прощание и вышел на улицу.
Нет, дядюшка Эм не возвращался, а было уже почти восемь, так что я вновь спустился на первый этаж и постучал в дверь к миссис Брэйди, нашей домохозяйке. Я поинтересовался, не было ли для меня телефонного сообщения; миссис Брэйди ответила отрицательно.
Я вновь поднялся в нашу комнату. Комната располагалась во втором этаже окнами на улицу, светлая и просторная даже для двоих; чтобы поубивать время, я достал свой тромбон. Играл я тихонько, насколько вообще тихонько можно играть на тромбоне. Несколько гамм для разминки, затем — пластинку на переносной проигрыватель, бибоп в исполнении Диззи Джиллспи, — и ну дудеть вместе с ним.
В дверь постучали. Протянув руку, я выключил проигрыватель и крикнул «Войдите!»
Дверь открылась, и наш сосед Честер Хемлин вяло прикорнул к косяку. Он был неглиже: только майка, штаны да тапочки.
— Играешь, как сам Джимми Дорси, — произнёс Честер.
— Ты хотел сказать, Томми Дорси, — поправил я его.
— Разве? — он усмехнулся.
— Непременно, — ответил я. — Это всё, чего ты хотел сказать?
Честер воздел руку, и я увидел, что в кулаке у него зажата отвёртка.
— Можешь управится с этой штуковиной? — спросил он.
— Система знакомая. У неё на кончике такое плоское лезвие. А на головке шурупа — прорезь. Вставляешь лезвие в прорезь и поворачиваешь. Кажется, по часовой стрелке.
— Звучит чересчур сложно. Покажешь мне?
Я вздохнул и отложил тромбон на кровать. Честер повёл меня в свою комнату, соседнюю с нашей. Там он указал на дверь в чулан.
— Хотел, понимаешь ли, приделать вот сюда накладку под висячий замок, но дерево не поддаётся шурупу. Мне бы только начать, и дальше я бы сам завинтил, но никак не могу ухитрится провернуть хотя бы разок. Дерево слишком твёрдое.
