Рано утром у нас в квартире зазвонил телефон.
Сонная, ещё досматривая что-то ускользающее, я сняла телефонную трубку:
- Да. Слушаю.
Говорила Марьяна, моя подруга по школе и фронту. Много лет мы с Марьяной не виделись, почти с самого возвращения из Германии после победы, и не слышали ничего друг о друге. И вдруг как-то столкнулись лицом к лицу возле метро и долго стояли, потрясённые встречей. И поплакали, вспоминая. И посмеялись. И решили, что «старый друг лучше новых двух», и даже не двух, не трёх, - десяти, а поэтому ещё раз крепко обнялись, пролили слезу и обменялись адресами и телефонами. С той поры мы, как прежде, с Марьяной опять неразлучны, вместе делим и радость и горе.
Сейчас Марьяна осторожно подышала в трубку и сказала негромко:
- Аленький, я тебя разбудила? - волнуясь, она назвала меня моим детским именем. - Ты хорошо меня слышишь?
- Да.
Ты знаешь, Женя в Москве.
Мой сон, ещё где-то таившийся в клеточках тела, теперь отлетел совсем. Я, наверное, слишком долго молчу, потому что Марьяна кричит мне в трубку;
- Алло! Алло! Ты где? Ты меня слышишь?
- Да, да. Я здесь, - отвечаю я ей наконец.
Марьяна волнуется, я это чувствую по её дыханию.
- Я хочу вот что сказать, - говорит она. - Женя очень больна. Её положили в больницу. Ты могла бы поехать со мною её навестить?
Женя Мамонова тоже наша бывшая фронтовичка.
Тот, кто думает, что фронтовое братство - одни лишь красивые слова и ничего больше, глубоко заблуждается. Оно существует, это странное чувство родства по опасности, по пролитой крови, существует - и объединяет самых разных людей на долгие годы.
Правда, за эти долгие годы - и на фронте, и после войны - мы узнали все слабости и все недостатки друг друга, все смешные и жалкие стороны, но это, однако, не разучило видеть в каждом из нас и то самое главное, самое лучшее, что проявилось тогда, на войне. Священное право давности, о котором сказал великий поэт, теперь уже не может не влиять на наши отношения и оценку поступков.
