Глава 1
«Боже мой! Кому она все это говорит?!»
Как я люблю радио! Когда за звуками музыки и голосов угадывается потрескивание эфира, безмолвие бездонной и беспредельной Вселенной. Иногда мне хочется слушать только это вечное потрескивание и безмолвие, потому что слова в эфире — очень странная штука, практически непостижимая.
Во-первых, всякий раз приходит мысль: кто ты такой, чтобы нарушить вечную, прекрасную тишину? Действительно ли тебе есть что сказать миллионам и миллионам людей? Окликнуть — каждого в отдельности, прямо в его доме или в пути, или бог еще знает где и при каких обстоятельствах.
Даже просветленные Учителя, явившие себя миру в нашу эпоху, чаще всего отказываются выступать по радио.
— Нужно видеть лица тех, кто тебя слушает, — объясняют они, — тогда понимаешь, что должно быть произнесено в это самое мгновение для этого человека.
Конечно, в студии перед микрофоном ты не видишь своих собеседников, не знаешь, чем они заняты, какое у кого настроение. Что вы хотите, если на мое имя пришло письмо:
«Под вашу передачу мне стал близок хороший мужчина — инструктор из Йошкар-Олы…»
Или — один человек писал мне письма из тюрьмы. Вот он рассказывал, что в тот момент, когда начиналась передача «В компании Марины Москвиной», заключенных выводили на прогулку в тюремный двор, — там, на столбе, вещал громкоговоритель. Все ходили по кругу — слушали и в финале — расходились по камерам.
А корреспондент журнала «Северное сияние» говорила, что в тундре эту передачу любят слушать чукчи-оленеводы. Они уже знают, когда начало, собираются в чуме, включают транзисторный приемник и — пых-пых! — раскуривают свои трубочки.
Радио — загадочное слуховое окно, прореха в крыше, узенькая щелочка, через которую к тебе умудряются просочиться звезды с луной, все небо, зелень и синева, целый мир, гудящий, словно пчелиный улей.
Есть даже такой анекдот:
— Дедушка, говорят, вы наконец-то купили телевизор.
— Да, правда.
— Ну, и как?
— Прекрасная вещь! Включишь, сядешь напротив, закроешь глаза — и полное впечатление, что слушаешь радио…
А мамин отец, дед Степан, просил, чтобы к нему на могилу обязательно провели радио:
— Кто-нибудь придет — послушает…
Картина мира, которую показывает радио, не так однозначна, ее не проверить алгеброй, она более абстрактна, более поэтична, здесь действует размытая логика и пересекаются параллельные линии.
Мои родители — Люся с Левой — познакомились на радио, так что — еще до зачатия — меня пронизывали радиоволны. Люся работала в молодежной редакции. Лева — в «Международной жизни».
Я с детства не понимала, где можно работать, кроме как на радио? Радиоприемник у нас на кухне разговаривал бодрым маминым голосом. Когда она уезжала в командировку — на целину или в шахты Донбасса, из дальних городов и весей в Москву на перекладных стремительно доставляли ее ликующие интервью и репортажи, а мы с бабушкой краем уха прислушивались, ловили в эфире — как Люся там, кто ей целует пальцы…
Она утирала слезы Симоне Синьоре, повздорившей с Ивом Монтаном, — на Первом международном фестивале молодежи и студентов в Москве даже отдала плачущей легенде французского кинематографа свой сухой носовой платок. Зато кружевной платочек в слезах Симоны Синьоре пятьдесят лет лежит у нас на книжной полке в книге Ива Монтана «Солнцем полна голова»!
Первой, кого увидела на пути в родной городок Валентина Терешкова, овеянная славой единственной на Земле женщины, побывавшей в космосе, — это наша Люся с микрофоном.
Было заранее условлено, что на Минском шоссе, не доезжая до Ярославля, Терешкову как будто останавливает народ, от избытка чувств хлынувший навстречу. В назначенный час толпы земляков с духовым оркестром двинули вдоль шоссе. Ну, и, видимо, хотели как лучше — львиный отрезок пути в тот день покрыли дымящимся, черным асфальтом.
Прибыли радио, телевидение, а Терешкова запаздывает. Стало припекать. Внезапно по рации пронеслось:
— Едет! Едет!
Камеры — на изготовку, на середину шоссе выплывает дородная женщина в кокошнике с хлебом-солью на расписном полотенце. Естественно, дорога свободна, уже никаких других машин сюда не пускают.
В конце концов, словно мираж в раскаленной пустыне, появляется автомобиль, рассказывает Люся, самой лучшей марки, какая только была на нашей родине. За ним — почетный эскорт. Включаются камеры, микрофоны! Вся эта кавалькада подъезжает. Распахивается дверь — появляется ножка в туфельке на каблучке, вторая ножка, юбочка. Выпархивает наша Валя Терешкова — и — о, ужас! — она и шагу не может ступить. Жара, свежий асфальт: она увязла в этих туфельках на каблуках — как мотылек в янтарной капле.
Все кинулись доску искать, чтобы легендарная женщина-космонавт смогла перейти через дорогу, это же не космос! — а Люся подлетела к ней в своих непотопляемых «лодочках» с магнитофоном и в такой напряженной обстановке взяла у Валентины Терешковой эксклюзивное интервью.
…Та только попросила свои первые фразы в эфир не давать.
А незабываемый случай, как наша Люся ездила в Горный Алтай к знаменитейшей женщине-чабану! Потомственный чабан в пятнадцатом колене, орденоносец, депутат Верховного Совета, у ней и муж чабан, и маленькие дети уже мечтали стать чабанами, короче, вожделенный Люсин собеседник, герой программы «Трудовые резервы».
