И не смей ступать на землю Зюльхейля, если ты не готова остаться здесь навсегда. Не успеешь ты выйти из аэропорта, как станешь моей!
У Джасмин дрожали руки, когда она пробиралась между небольших групп, толпившихся в зале ожидания, приближаясь к стеклянным дверям, за которыми ее ждала земля Тарика.
— Мадам...
Рядом с ее ладонью на ручку тележки с багажом легла темная рука. Она подняла голову и увидела улыбающееся мужское лицо. Служитель аэропорта. Или...
— Да?
Ее сердце забилось сильнее, подгоняемое одновременно надеждой и страхом.
— Вы не туда идете. Такси и частные автомобили паркуются на той стороне.
Мужчина жестом указал в направлении длинного коридора, в конце которого она также увидела стеклянную дверь. А за нею сверкали пески пустыни.
— А-а...
Она совершенно растерялась. Конечно, Тарик не стал бы столь буквально исполнять свою угрозу. Просто он был зол, вот и постарался напугать ее, чтобы она не приезжала в его страну. Но, в конце концов, Тарик — хладнокровный, уравновешенный человек, которого она много раз видела по телевизору, когда он проводил мирные переговоры между представителями воющих арабских государств. А сейчас ее Тарик — Тарик аль-Хуссейн Донован Заманат, шейх Зюльхейля, глава своего народа.
— Благодарю вас, — с трудом выговорила она.
При каждом движении светло-голубая ткань ее длинного, до щиколоток, платья шуршала и прилипала к ногам.
— Рад быть вам полезным. Я провожу вас к машинам.
— Вы очень любезны. А как же другие пассажиры?
В уголках его глаз появились морщинки.
— Мадам, вы — единственная иностранка, прилетевшая этим рейсом.
Джасмин растерянно заморгала, стараясь припомнить обстоятельства полета. Но вспомнились ей только задорные песенки, машущие руки, темноглазые женщины и предупредительные арабы.
— Я и не знала, — проговорила она.
— Зюльхейль закрыт для гостей.
— Но я именно гость.
Она осеклась. Не слишком ли самонадеянно с ее стороны полагать, что Тарик в самом деле надумает ее похитить? Разумеется, ни одна здравомыслящая женщина не захочет оказаться на Востоке, в плену у какого-то местного шейха, но ее, Джасмин, давно покинули и логика, и здравый смысл.
Ее спутник замедлил шаг, и она поклялась бы, что на его золотистой коже проступила краска.
— Вы знаете... На прошлой неделе Зюльхейль опять стал принимать иностранцев.
Кивнув, Джасмин вновь толкнула перед собой тележку.
— А закрытие границ было связано с трауром? — прошептала она, постаравшись придать голосу надлежащую почтительность.
— Да. Гибель шейха и его возлюбленной супруги стала трагическим ударом для нашего народа. — Глаза сопровождающего потемнели от скорби. — Но их единственный сын станет для нас хорошим шейхом. Шейх Тарик выведет нас из кризиса.
При упоминании имени Тарика сердце Джасмин на мгновение остановилось. Тем не менее она нашла в себе силы задать следующий вопрос:
— Ваш новый шейх правит один?
Если бы этот человек ответил ей, что Тарик нашел себе жену после гибели родителей, то есть за то время, пока Зюльхейль находился вне сферы внимания прессы, она бы немедленно заказала обратный билет на следующий рейс. Она не могла дышать; все ее чувства обострились тысячекратно.
Проводник окинул ее внимательным взглядом, отрывисто кивнул, но заговорил только тогда, когда они оказались на улице. Зной буквально ударил Джасмин в лицо, но она выстояла. Самообладание необходимо ей, коль скоро представился последний шанс.
У поворота дороги стоял черный лимузин. Джасмин хотела обойти его, но спутник ее задержал.
— Ваше такси.
— Это, безусловно, не такси.
Пришла пора понять, что надежда может воплощаться в разных формах. Надежда Джасмин обрела форму длинного сверкающего автомобиля.
— Зюльхейль богат, мадам. И вот это наши такси.
Может быть, он ожидает, что она поверит ему? Она только кивнула, закусив губу, чтобы подавить истерический смех, а он тем временем принялся погружать в машину ее багаж. Во рту у нее пересохло от нетерпения, когда ее провожатый открывал перед ней заднюю дверцу.
— Мадам...
— Да?
— Вы спросили, правит ли наш шейх один. Отвечаю вам: да. Некоторые считают, что причиной тому его разбитое сердце.
Этот человек даже не говорил, а чуть слышно шептал.
У Джасмин перехватило дыхание. Но у нее уже не оставалось времени для того, чтобы продолжить разговор. Пытаясь справиться с головокружением, она забралась в роскошный салон, сразу ощутив прохладу кондиционированного воздуха.
Дверца захлопнулась.
— Ты добился своего, — выдохнула она, обращаясь к человеку, который сидел рядом с ней, скрестив длинные ноги.
Тарик подался вперед, обхватив руками колено. Лицо его оставалось в тени, и тем не менее Джасмин разглядела на нем выражение радости. Но мягкость, которую она когда-то видела в своем Тарике, исчезла напрочь.
— Ты сомневалась во мне, моя Джасмин?
Она замерла, испытывая запоздалый шок при звуках его голоса. Глубокий, завораживающий голос. Прекрасный... и опасный. Знакомый, но... другой.
— Нет.
Тарик нахмурился.
— Но все-таки ты здесь.
Джасмин опять закусила губу и перевела дыхание. Его глаза, обманчиво темные в полумраке закрытого автомобиля, похожи на глаза хищника, изготовившегося к прыжку. Непрозрачные стекла отделяли пассажиров лимузина от водителя, сводя на нет возможности Джасмин к маневру.
