Последняя смена Беннетта началась с опоздания второго, пилота, а закончилась столкновением его буксира «гадюки» с пассажирским лайнером, которое чуть было не стало роковым. Между этими событиями он узнал о существовании бхао-кхет-буддизма.
Беннетт прополз по шлюзу и пристегнулся к пилотскому креслу. Кабина представляла собой тесный полутемный клин, провонявший потом тысяч предыдущих пилотов. Узкие кресла из кожзаменителя были такими пологими, что он управлял почти лежа.
Беннетт отпахал уже десять дней в две смены на станции «Редвуд» и с нетерпением ожидал очередного отдыха на Земле. Случилось так, что с течением лет он возненавидел свою работу. То, что когда-то казалось ему жизнью, полной приключений и славы, превратилось в отупляющую рутину.
Он подключил шлем к связному устройству и вызвал контрольный пункт:
— Это Беннетт. Где мои второй пилот?
По графику им полагалось пять минут назад задраить люк и отчалить.
— Погоди, Беннетт. Сейчас будет.
Он откинулся назад и увеличил изображение на видеоэкране. Несмотря на пятнадцать лет работы на орбите, порой он словно впервые поражался величественному виду орбитальных сооружений. Буксир прилепился к станции, как крохотный паразит к боку кита-гиганта. За станцией, вытянувшись широким параболическим архипелагом, в космическом солнечном свете мерцали промышленные орбитальные станции и жилые комплексы, лаборатории и фабрики. Между ними сновали кораблики, казавшиеся мошками на их фоне. То и дело под прямым углом от этого сверкающего ожерелья отрывались более крупные буксиры, направляясь к горнорудным шахтам на поясе астероидов.
Пока Беннетт глядел на экран, от транзитной орбитальной станции отчалил пассажирский корабль, развернулся с ленивой слоновьей грацией, присущей судам такого типа, и полетел к стартовомупункту, подальше от орбиты.
Вид межпланетных космических кораблей, направляющихся к звездам, всегда возбуждал у Беннетта чувство несбывшихся приключений и упущенных возможностей. Сколько лет он себе обещал, что когда-нибудь покинет Землю и отправится на один из колонизированных миров? У него в куполе были десятки программок и голографических кубиков, рекламирующих отпуск и жизнь на сотнях экзотических планет.
Он все думал: а может, это элементарная трусость мешает ему отправиться навстречу приключениям и обрекает на монотонную скучную работу?
В люке появилась системный аналитик.
— Извините за опоздание, — бросила она, проплывая мимо Беннетта.
Он заметил, что она босая. Новая мода на станции?
Это была миниатюрная женщина в ярко-алом космическом костюме, чернокожая, с бритой головой. Что-то было восточное в ее чертах, наверное, раскосые глаза над выступающими скулами — и детские, и всезнающие одновременно.
Он попытался угадать, сколько ей лет. Можно было дать сколько угодно — от пятнадцати до тридцати.
Она надела шлем. Круглый шар на такой хрупкой фигурке выглядел до смешного большим и тяжелым и придавал ей сходство с муравьем. Она никак не могла застегнуть ремешок под подбородком и недовольно хмурилась,
Беннетт вспомнил свою покойную сестру Эллу, когда та пыталась застегнуть шлем, и еле сдержал невольное желание помочь.
Женщина пристегнулась и занялась анализом компьютерных систем, быстро и профессионально выполняя стандартную проверку. Ее ручки порхали над пультом управления, губы шевелились в такт беззвучному разговору с самой собой.
На рукаве у нее была планка с именем: «Тен Ли Тенека».
— Джош Беннетт, — представился он. — Откуда ты, Тен?
Она на мгновение закрыла глаза с выражением нетерпения и досады.
— Бхао-Кхет, Ригель VII. Пять лет назад, до войны за независимость, это был мир Рокастла.
— Да, я знаю. Ты вьетнамка?
— Вьетнамо-замбийка.
Он кивнул. Это объясняло черный цвет ее кожи.
— А теперь, Джошуа, если урок географии на сегодня закончен, может, ты поднимешь это судно? Займись перевозкой грузов для «Ай-Си-Ай индастриал», а потом — на стартовый пункт с грузами для лайнеров. Поехали!
Беннетт дал команду отчалить, и в боковом иллюминаторе начала удаляться испещренная оспинами от метеоритов поверхность станции. На положенной от дока дистанции врубились двигатели, буксир выполнил вираж и поплыл вдоль изогнутой линии орбитальных станций.
— Давно ты на станции? — спросил Беннетт. Тен Ли вздохнула, глядя на него:
— Вообще-то одну неделю.
— Ну и как? Нравится?
Она сверкнула на него глазами:
— Это что — допрос?
— Нет… — Беннетт был удивлен ее тоном и ненадолго умолк. За стеклом иллюминатора мелькали массивные корпуса станций. — Просто ты новенькая, поэтому мне любопытно, вот и все. У нас тут мало колонистов. Все в основном из академии на Марсе.
Он почувствовал, что уже оправдывается, не успев даже как следует познакомиться.
— Я не поклонница личных контактов, ясно? — сказала Тен Ли. — У нас на родине мы понимаем опасность эмоций. Мы стараемся абстрагироваться, чтобы уберечься от страданий, которые доставляет человеку суетная жизнь. Все это майя — вещи непостоянные, а потому иллюзорные.
Беннетт кивнул. Она говорила, как большинство религиозных фанатиков, с которыми ему приходилось сталкиваться в жизни.
— Это что — буддизм?
