Общая комната в одном из отделений психиатрической больницы на северо-западе Тихоокеанского побережья США. Помещение — просторное, квадратное, безликое и стерильное. Мебель из пластика. Украшения — минимальные, развешенные со строгим соблюдением пропорций. За широкими и высокими окнами первого этажа — зелень сада. Окна, обычно распахнутые, забраны внушительного вида стальными решетками, запертыми на замок. Одна из дверей ведет в туалеты. Рядом — чулан, где стоит мусорное ведро и щетка. На одной из стен — доска для объявлений, полки для журналов и газет; кроме того, в комнате есть шкафчик, где хранятся игры, и маленький столик с книгой записей для пациентов. Запертая дверь ведет в коридор; другая дверь — не запертая — в палату. Помещение для медицинского персонала представляет собой стеклянную клетку с чуть приподнятым полом. В одной из стенок сделана скользящая стеклянная панель, через которую дежурная сестра имеет возможность наблюдать за всем, что творится в комнате. Панель эта, как правило, всегда закрыта. Сквозь стекло видны шкафчики с лекарствами, вмонтированные в стену. Сестры сидят за столиками лицом к общей комнате; на столике — телефон и микрофон, с другой стороны — магнитофон. Микрофон и магнитофон подключены к усилителям, установленным в стенах и на потолке общей комнаты. На стене за столиком для сестер вмонтирована панель с рычажками, кнопками, с помощью которых сестры, словно божества, могут регулировать свет, звук, телевизор и т. д. У основания комнаты для Дежурной сестры расположен продолговатый серый стальной ящик около метра длиной. В нем находятся трансформаторы, реле и электрические провода, питающие комнату. На вид это обычный ящик, на который положены подушки, чтобы можно было сидеть. В помещении есть телевизор на колесиках, повернутый экраном к стене, когда он не включен, Столики и стулья могут быть расставлены как угодно.
При поднятии занавеса на сцене темно. Луч прожектора выхватывает лишь ВОЖДЯ БРОМДЕНА. Это огромный мускулистый детина вниз двух метров ростом, который, однако, в присутствии других людей тотчас съеживается, стараясь казаться как можно меньше. Сейчас он прислушивается, склонив голову к плечу. Он слышит легкий неприятный шипящий свист. И на сцене появляются белесые световые пятна, которые то сливаются, то разливаются, образуя своеобразный рисунок.
ВОЖДЬ БРОМДЕН /голос, записанный на пленку/. Папа? Опять они туману напускают. Задумали что-то недоброе. Вот и напускают туману. /Делает несколько шагов, затем останавливается; слышен мягкий гул мощной машины и контрапунктом — писклявые взвизги электронной музыки. За стеклом, в темной дежурке, начинают пульсировать и плясать цветные огни./ Вот оно! Слышишь, папа? Черная машина работает. Они запустили ее глубоко под землей. Кладут туда человека, а оттуда выходит то, что они хотят. И знаешь, как они это делают, папа: каждый вечер наклоняют землю, и кто крепко не держится, катится в тартарары. Тогда они подбирают упавшего, подвешивают за ноги и вскрывают. Только у бедняги к тому времени уже внутренностей никаких нет — все перебито. А кровь превратилась в ржавчину. Думаешь, я брежу, потому как очень это страшно, чтоб на самом деле так было, да только, бог ты мой, сколько на свете есть всякого, хоть я не все случается!
/Звенит звонок. Все звуки я пляшущие огни исчезают, сцена внезапно ярко освещается, словно от вспышки взрыва. Насвистывая, по коридору приближаются САНИТАРЫ. ВОЖДЬ БРОМДЕН застывает, скрючившись, как кататоник. Слышен звук поворачиваемого ключа, и входят САНИТАРЫ УОРРЕН и УИЛЬЯМС — бесшумно, в туфлях на резиновом ходу. На них накрахмаленные белоснежные халаты; двигаются они либо друг за другом, либо рядом, как два великолепных грациозных тигра./
УОРРЕН. Смотри-ка, а Вождь уже тут.
УИЛЬЯМС. Су-упервождь.
УОРРЕН. Глухонемая старая калоша.
УИЛЬЯМС. Никак жратвы не дождется.
УОРРЕН /подходя к Вождю/. Ты что, до сих пор никак не научишься? Ты что, не знаешь, что надо сидеть в палате, пока не прозвенит вот этот звоночек?
ВОЖДЬ БРОМДЕН скользящим шагом отходит в сторону.
Ха, ты только посмотри, как он съежился. Этакая детина вымахала — яблоки может прямо с ветки есть, а боится всего, как маленький.
УИЛЬЯМС. Ну, чего тебе надо, крошка? По своей метелочке соскучился? /Направляется в чулан./ Точно. Подавай ему метлу.
УОРРЕН. Древний вождь Метла! Правильно, детка, молодец, хороший псих.
УИЛЬЯМС /сует метлу в руки Вождя/. А ну, давай подметай, детка.
УОРРЕН. Старина БРОМДЕН-метла…
УИЛЬЯМС. Древний Вождь Метелка.
Оба разражаются хохотом. Незаметно для них входит СЕСТРА РЭТЧЕД. Это красивая женщина лет сорока — точный возраст трудно определить. Красота ее в своем роде совершенна: лицо — гладкое, словно из эмали телесного цвета; белизну кожи подчеркивают голубые, как у куклы, глаза. Сияющая теплая улыбка часто оживляет лицо. Она хорошо сложена и достаточно аппетитна, что заметно даже под белоснежным накрахмаленным халатом. Она надвигается на санитаров бесшумно, словно на колесах.
